Трагедия казачества. Война и судьбы-5

Наша пьяная компания примчалась на санях с шумом и гамом, и меня с приятелем с почетом привезли в нашу будку, после чего веселье продолжалось с прежним размахом, а я ухитрился все-таки улечься где-то, почти под столом, и заснул.

Утром этот мой спасенный лесоруб, оставив в знак благодарности половину бывшего при нем спирту спасителям, то есть всей нашей компании, уехал домой.

На следующий день мы четверо выехали на Хальджу.

17. ХАЛЬДЖА

Едем в кузове студебеккера, до краев загруженного ящиками, мешками и всякими насыпанными навалом железками. В кабине едут кто-то из начальства и незнакомый мне геодезист. Дорога хуже некуда, машину бросает влево-вправо, иногда автомобиль застревает в засыпанных снегом ухабах, но упрямо лезет вперед. Наконец мы выходим на речку, где по льду машина пошла быстрее, и добираемся до места, абсолютно пустое, тайга и снег.

Геодезист быстро определяется с местом, загоняем студебеккер в снег и все всемером быстро разгружаем машину, просто сбрасывая все в глубокий снег. Машина уходит, мы, четверо, остаемся.

Дни в январе короткие, нам же нужно изготовить себе ночлег, и не на один день. Действуем быстро: расчищаем от снега площадочку, ограждаем ее стеночками из мешков и ящиков на метр высоты и в форме буквы «П», стенки с наружной стороны обсыпаем снегом, внутри укладываем брезент, другим брезентом накрываем сверху, и жилье готово. С открытой стороны буквы «П» разводим костер и ставим на него котелок. Жилье обустроено. Устанавливаем дежурство возле костра и ложимся спать.

Пора что-то рассказать о членах нашей команды. Обо мне читателю известно все, о Косте тоже. Кузембай Тулеубаев, казах, лет на пять старше меня, шестилетник-ссыльный, только-только получил паспорт. Володя — только что получил диплом инженера-строителя железных дорог, прибыл к нам по распределению, делать абсолютно ничего не умеет, но парень очень не глупый.

Нас еще в Циммермановке предупредили, что рассчитывать быстро на палатку не приходится. Палатки — в дефиците, есть только большие, но все они для размещения заключенных, а для нас «спасение утопающих дело рук самих утопающих».

Начались трудовые будни. С подходивших и днем, и ночью студебеккеров в снег сбрасывают мешки с мукой, сахаром и сушеными овощами, ящики со стеклом, гвоздями и еще много чего другого. Все это без накладных, без всяких «сдал-принял». Мы в этот процесс не вмешиваемся, мы строим себе солидную землянку.

У нас сразу обнаружился недостаток квалифицированной рабочей силы: настоящим плотником был только я, а ни Кузембай, ни Володя вообще никогда никакими строительными делами не занимались.

Мы разбились на две бригады: лесоповальная — бригадир Костя и рядовой Володя; строительная — бригадир я и рядовой Кузембай. Самый главный прораб — тоже я. Трудились мы, не щадя себя, и вот жилище наше готово: полметра вниз, полтора метра вверх из неошкуренных бревен, сплошные нары из жердей, печка. Жить можно, но отдыхать нельзя. Беремся за грузы. Расчищаем площадку, укладываем брезент и складываем все в порядке, пересчитываем, и накрываем брезентом. Я оформляю приходные документы, и все материальные ценности принимает Кузембай, потому что других принимателей пока нет.

Не буду описывать ход строительства. Все как всегда: костры, палатки, этапы заключенных, шум падающих деревьев и стук топоров. Хотя некоторые отличия от подобных процессов, когда-то испытанных мной на Амгуни, все же были: лучшая организованность, большая обеспеченность материалами и оборудованием и, главное — не было голодных и замученных заключенных. Все-таки хозрасчет, зарплата и зачеты свое дело делали.

Вот уже готова проволочная зона, поставлена рубленая вахта, и мы подключаемся к селекторной линии Комсомольск — мыс Лазарева. В зоне уже стоит палатка — наша контора, а мы все еще живем в нашей самоделке, палаток не хватает.

Жили мы четверо дружно, единым «колхозом», все у нас было общее. Не помню ни единой ссоры, ни единого пререкания, хотя народ подобрался (кроме Кузембая) грамотный и ехидный, всякие насмешечки и подтрунивания были характерными для любого разговора, включая производственные. Помню, однажды Володя сказал мне: «Твоим языком, Юрка, бриться можно». Вообще же он, по его словам, страшно огорченный направлением по распределению в такую дикую глушь, вдруг оказался в таком приятном и интеллигентном обществе.