Трагедия русского Гамлета

В течение этой беседы, длившейся около часа, я несколько раз перебивал моего собеседника, стараясь объяснить ему поведение молодого государя, не входя, однако, в обсуждение подробностей последних событий, тем более что, ввиду моего отсутствия из Петербурга, я стоял в стороне от всего происшедшего. Что касается графа Зубова, то он, очевидно, желал меня видеть и высказать мне свои взгляды с тем, чтобы я передал наш разговор государю. Хотя я и не дал ему формального обещания, тем не менее при первом же удобном случае я сообщил об этом императору Александру. Александр был мало тронут словами графа Зубова, хотя я дословно ему передал наш разговор. Слова Зубова доказывали, что заговорщики, а особенно главные их руководители, по-видимому, открыто хвастались своим поступком. Приводя к развязке заговор, они были убеждены, что тем заслужили перед Россией и получили право на благодарность, милости, доверие молодого императора, и они считали себя необходимыми для безопасности и процветания нового царствования. Они даже давали понять, что их удаление и недовольство могут быть опасны для Александра и что из чувства благодарности, а равно из благоразумия ему следует окружить себя теми лицами, которые возвели его преждевременно на престол и на которых он должен смотреть как на самый верный и естественный оплот. Такое рассуждение, довольно естественное в России, традиционной стране дворцовых революций, не произвело, однако, желаемого впечатления на Александра. Да и странно было бы предположить, чтобы он мог когда-нибудь сочувствовать убийцам своего отца (которого он все-таки любил, несмотря на его недостатки) и добровольно предаться в их руки.

Поведение императора Александра являлось результатом его характера, его чувств и его положения, и изменить его он не мог. Притом же он уже удалил Палена, единственного, быть может, из главарей заговора, который мог возбудить серьезные опасения и сделаться действительно опасным в силу своей ловкости, обширных связей, личной отваги и огромного честолюбия. Александр изгнал, удалил столь же последовательно и других главарей переворота, — удалил не в силу того, что считал их опасными, но из чувства гадливости и отвращения, которое он испытывал при одном их виде. Граф Валериан Зубов был единственный, который остался в Петербурге и был сделан членом Государственного совета.[123] Его приятная внешность, искренность и прямота нравились императору Александру и внушали ему доверие; последнее поддерживалось еще той привязанностью, думаю, вполне искренней, которую он выказывал к особе императора, а также благодаря его лени, равнодушию к постам, которые требуют труда, и особенно благодаря безмерной слабости к прекрасному полу, которым был почти исключительно занят.

Теперь я постараюсь сообщить о заговоре и его ближайших последствиях все то, что я видел сам, а также те сведения, которые мне удалось получить несколько позже, как о возникновении самого плана, так и о том, каким образом приступлено было к выполнению заговора. Я буду излагать факты так, как я их припоминаю, или по мере того, как они стали мне известны, не придерживаясь строго хронологического порядка официального повествования. Из этого рассказа читатель увидит, что люди наиболее опытные и ловкие нередко впадают в ошибки вследствие ложной оценки своих обязанностей и тех средств, которыми они располагали, а также благодаря неверному определению характера тех, от которых зависят окончательный успех их предприятия и осуществление их стремлений.

Тотчас после совершения кровавого дела заговорщики предались бесстыдной, позорной, неумеренной и неприличной радости. Это было какое-то всеобщее оглупление и опьянение не только в переносном, но и в прямом смысле, ибо дворцовые погреба были опустошены, вино лилось рекой за здоровье нового императора и героев заговора. В течение первых дней после события было в моде показывать себя причастным к заговору, каждый желал быть отмеченным, каждый совался вперед, утверждал, что он был в такой-то или другой банде, шел одним из первых, присутствовал при роковой катастрофе. А среди этой всеобщей распущенности, этой шумной и непристойной радости, император и его семейство, запертые во дворце, погруженные в горе и слезы, не показывались.

По мере того, однако, как постепенно улеглось возбужденное состояние умов, большинство убедилось, что вся великая радость, которую так открыто выказывали, не была средством успеть при дворе и что такого рода хвастовство, не обнаруживающее ни ума, ни сердца, противно; и хотя смерть Павла избавила государство от больших бедствий, во всяком случае каждому было выгоднее и желательнее не обнаруживать своего участия в деле. Главари заговора прикрывались высокими фразами, говоря, что для них главным и единственным побуждением были государственная необходимость и спасение России. Они усиливались создать этим для самих себя источник репутации, приближенности и кредита.