Трагедия Русской церкви. 1917–1953 гг.

Мы полагаем, что этот шаг владыки Афанасия был совершенно правильным, но совсем другой вопрос – о фактическом административном подчинении патриарху Алексию. В решении этого вопроса владыка Афанасий повторил старую ошибку – чисто литургического понимания харизмы первосвятительской власти. Ошибка эта выразилась в том, что, рисуя картину излияния божественной благодати через предстоятелей Поместных церквей на епископов и далее – на иереев, владыка Афанасий подразумевал в этой картине именно благодать тайносовершительную. Однако, в соответствии с церковным преданием, подтвержденным решениями Поместного собора 1917–1918 гг., полнотой тайносовершительной харизмы обладает каждый правильно рукоположенный епископ, без прямой связи с наличием или отсутствием первоиерарха. Будучи главой Местной церкви, каждый епископ находится в общении со Вселенской церковью.

Между тем владыка Афанасий пишет:

«Помимо первоиерарха Русской церкви никто из нас – ни миряне, ни священники, ни епископы – не может быть в общении со Вселенской церковью. Не признающие своего первоиерарха остаются вне Церкви, от чего да избавит нас Господь».

Возражая против таких выводов, мы еще раз вспомним об Указе 1920 г., который, предусматривая возможность длительного существования епископов и епархий без первоиерарха, никак не имел в виду, что они при этом остаются вне общения со всей Христовой Вселенской церковью. Можно согласиться лишь с тем, что принципиальное отвержение первосвятительской харизмы у законного первоиерарха действительно означало бы отпадение от полноты благодатной церковной жизни; литургическое поминание первоиерарха есть свидетельство о признании у него такой харизмы. Но рассуждения владыки Афанасия могут быть поняты как обоснование принудительной необходимости для каждого епископа подчиняться всем распоряжениям патриарха, независимо от того, соответствуют ли эти распоряжения канонической правде и религиозной совести епископа.

Именно такое понимание церковной дисциплины и характера власти первоиерарха отстаивал митрополит Сергий, именно против такого понимания боролись митрополит Агафангел, митрополит Кирилл, митрополит Иосиф, митрополит Евлогий, следовавшие духу соборных и патриарших установлений. Хотя владыка Афанасий, будучи продолжателем этой церковной традиции, подчеркивает, что вопрос признания или непризнания патриарха Алексия, хождения или нехождения в храмы Московской патриархии – есть «дело совести», так что он не осуждает непризнающих, однако такой вывод противоречит нарисованной им картине, ибо кому же религиозная совесть может позволить оставаться вне «общения со Вселенской церковью», или, проще говоря, «вне Церкви»?

Неясность экклезиологического сознания до сих пор препятствует борьбе против ложного учения о Церкви и приводит к своего рода «каноническому плену», когда ради требований церковной дисциплины заглушаются требования церковной совести. Такого положения в Церкви быть не может. Весь опыт Русской церкви после собора 1917–1918 гг. свидетельствует о том, что преодоление этого ложного и нетерпимого положения возможно лишь на пути развития православного понимания сущности первосвятительской власти и места епископа в Церкви.

Суть же этого понимания, как мы заключаем из рассмотрения этого опыта, сводится к тому, что харизматическая природа первосвятительской власти проявляет себя именно в церквеустроительных действиях этой власти, в деле фактического управления Церковью. Признание этой харизмы за первоиерархом, с одной стороны, исключает возможность создания ложных центров церковной власти и, с другой стороны, требует от всех членов Церкви, в первую очередь от епископата, постоянного соборного контроля за действиями первоиерарха. Церкви в целом принадлежит суждение о том, какие именно действия первоиерарха соответствуют канонической правде и воле Божией о Церкви, а какие действия – есть плод чуждого влияния, личного произвола и канонических ошибок. В этом смысле оправдана позиция и тех епископов, которые не подчинились распоряжениям патриарха, продиктованным требованиями государства, или ошибочным суждением, или человеческим личным произволом патриарха. Кощунственна мысль, что современный оберпрокурор, т. е. уполномоченный Совета по делам религий, имел власть распоряжаться божественной благодатью или что благодать могла содействовать актам, вредным и разрушительным для Церкви.