Трагедия закона

— Хорошо. Продолжайте, господин Петигрю.

Петигрю скрепя сердце продолжил. Искусство перекрестного допроса состоит прежде всего в том, чтобы рассчитать момент, когда надо задать определенный вопрос. Вопрос, заданный к месту, может решить все, но, если его задать раньше или позже, он просто повиснет в воздухе. Именно так и случилось. Более того, вмешательство судьи насторожило свидетельницу, которая поняла, к чему клонит адвокат. У нее было время собраться и подготовиться к удару.

Обсуждая впоследствии результаты этого дела, Петигрю и Баббингтон пришли к общему мнению, что это был переломный момент в слушании. Защитник сражался до конца, но присяжные не забыли — и Барбер не позволил им забыть, напомнив об этом в своей заключительной речи, — впечатления, которое произвело на них безосновательное обвинение, выдвинутое против опозоренной и, кстати, очень привлекательной женщины. На фоне ее показаний, которые в значительной степени повлияли на приговор Окенхерсту, сам он собственными показаниями лишь усугубил положение. Алиса предстала великолепной свидетельницей. Он же — страшным, неуклюжим, медленно соображающим и явно неоткровенным чудовищем.

Но, как бы там ни было, на заключительной стадии слушания шансы были относительно равны. Баббингтон произнес великолепную заключительную речь. Его выступление было продуманным, связным и честным. Лишь в заключительных фразах он неразумно поддался своей склонности к драматическому: слишком много теплоты в голосе и слишком энергичные жесты не вязались с образом королевского адвоката-обвинителя. Но это был вовсе не промах Баббингтона просто такой у него был характер. Каковы бы ни были его благие намерения в начале речи, к середине его обуял старый демон, и он все больше стал походить на выпускника Модлин-Колледж-Скул мужская привилегированная школа в Оксфорде. и президента Драматического общества Оксфордского университета, который, по общему мнению, мог бы сделать блестящую карьеру на сцене.

Петигрю, делая неразборчивые пометки в блокноте, подумал, не начать ли ему свою речь так, как он уже сделал однажды, и нанести тем самым сокрушительный удар Баббингтону в деле о клевете? Для этого следовало лишь процитировать:

Как в театре,

Когда талантливый актер покидает сцену,

Глаза людей лениво смотрят на того,

Кто выйдет следующим.

Он посмотрел на присяжных. Нет, Шекспир не подойдет — не в их духе. Они сочтут это легкомыслием, а на этот раз ему следует воздержаться от легкомыслия. Черт возьми, по совести сказать, это действительно серьезное дело. В его возрасте было смешно нервничать по поводу его хода, но сейчас он нервничал. Петигрю предпочел бы, чтобы ему не так отчаянно хотелось вытащить этого кузнеца. А также предпочел бы не чувствовать, что шансы выиграть у него малы. Один против троих: Баббингтона, который вытирал лоб после напряженного выступления, самого обвиняемого со злодейским лицом — его главным врагом и Стригуна, сидящего на возвышении, поджав губу.

Петигрю мудро не делал попыток перещеголять Баббингтона в красноречии. Он прекрасно знал, что аудитория может воспринять за определенное время лишь довольно ограниченный объем риторики. А данная аудитория была одурманена не только потоками слов, обрушившихся на нее, но и отравленным воздухом, которым они дышали последние три дня. Если сейчас адвокат обратится к ним с волнующей речью, одурманенные присяжные просто снова впадут в транс, из которого выйдут, испытывая глубокое уважение к ораторскому таланту ученого джентльмена, но без всякого понятия, в чем же состояла защита. Речи, произнесенные при аналогичных обстоятельствах, нередко способствовали огромному росту репутации, но на диво большой процент тех, ради кого они произносились, был казнен. Поэтому на этот раз обвинитель и защитник поменялись ролями. Речь Петигрю была сухой, неэмоциональной и изобиловала простыми разговорными фразами. Вскоре он убедился, что его метод сработал. Присяжные, вначале разочарованные тем, что им не предложили еще одну изысканную речь, выпрямились в своих креслах и слушали внимательно. К их собственному удивлению, они начали соображать и думать. Мало-помалу простыми и ясными фразами Петигрю тянул их за ниточку, возвращая к ходу мыслей, который был ему нужен.

И здесь случилось несчастье — тривиальное несчастье, без всякого героизма — суть которого была понята не более чем полудюжиной людей, находившихся в зале суда. Петигрю обсуждал свидетельские показания относительно угроз, которые якобы высказывал заключенный по отношению к погибшему. Он разбирал пункт за пунктом, указывая на то, что это были лишь слова, сказанные вскользь, которые вспомнили по прошествии значительного времени ненадежные свидетели и которые были преувеличены до неузнаваемости во время пересказа.

— Давайте перейдем, — предложил Петигрю, — к свидетельским показаниям господина Гритхэма. Если вы помните, он сообщил, что встретил подсудимого около кузницы в понедельник, предшествующий ночи, когда произошла трагедия, и…