И вот ночью 9 июня 68 года бывший император проснулся и обнаружил, что оставлен даже телохранителями. Нерон испугался и вскочил с постели. Он звал друзей, но не получил ответа. В какую бы дверь он ни стучался, все они были крепко заперты. Нерон вернулся в спальню и обнаружил, что в его отсутствие слуги успели стащить даже простыни с постели и ларец с ядом. Император беспорядочно метался, надеясь найти опытного воина, чтобы принять смерть от его руки, но кругом было пустынно.
В какое-то мгновение Нерон захотел броситься в Тибр. «Неужели у меня нет ни друга, ни врага?» – закричал он, подбегая к воде. Но при взгляде на черные холодные волны его порыв отчего-то рассеялся. Ему захотелось собраться с мыслями, что-то еще доделать, что-то такое, о чем он забыл. Из темноты появились четыре человека. Значит, еще не все слуги покинули его. Среди них был евнух Спор и вольноотпущенник Фаон, который предложил Нерону спрятаться в его усадьбе, расположенной между Соляной и Номентанской дорогами, поблизости от Рима. Нерон не стал даже одеваться. Как был, в одной тунике и босой, император вскочил на коня. Один из слуг успел накинуть на его плечи черный плащ, и всадники вихрем понеслись по дороге.
Они не решились войти на виллу открыто и, отпустив коней у одной из неприметных тропинок, пошли через тростник, подстилая одежду под босые ноги Нерона. К задней стене виллы удалось подобраться с огромным трудом. Увидев яму, из которой черпали песок для строительных нужд, Фаон предложил Нерону спрятаться в ней на время. «Я не пойду живым под землю!» – с ужасом воскликнул Нерон. Тогда слуги начали рыть тайный ход на виллу, а император, укрытый плащом, изодранным терновником, сидел в раздумье у тропинки. Зачерпнув воды из грязной лужи, он проглотил ее со словами: «Вот напиток Нерона!». Он так устал, что еле держался на ногах. Когда лаз был вырыт, император на четвереньках пробрался на виллу и, зайдя в первую попавшуюся каморку, упал на жалкую, едва прикрытую старым плащом подстилку. Потом он попросил немного поесть и чего-нибудь выпить. Однако предложенный ему хлеб из грубой муки Нерон решительно отверг; ограничился только тем, что выпил совсем немного теплой воды.
Позор бывшего правителя Римской империи был поистине ужасен. Не в силах вынести подобного падения, слуги молили Нерона уйти как можно достойнее. Тот действовал как в тумане: приказал снять с него мерку и вырыть немедленно могилу. Он стоял и смотрел, как копают его могилу, постоянно всхлипывая и повторяя: «Какой артист погибает!».
Тем временем из Рима прибыл скороход с письмом, которое передал Фаону. «Что там?» – тревожно спросил Нерон. Не в силах далее выносить неопределенность, он вырвал письмо из рук слуги и прочел, что сенат объявил его врагом государства, который заслуживает смерти по обычаю предков. Не зная, что это за казнь, бывший император поинтересовался, что же его ждет впереди. Ответ был ужасен: его голову должны зажать в колодке и засечь до смерти розгами. Позорная, долгая и ужасная смерть!
Нерон в ужасе заметался. У него с собой было два кинжала. Император трогал то один из них, то другой, пробовал, какой острее, потом прятал и со слезами на глазах говорил, что такого быть не может, потому что он уверен: роковой час еще далек. Он просил Спора начать плач по нему, чтобы таким образом добавить мужества перед лицом смерти, он уговаривал и бранил самого себя: «Живу я гнусно, позорно. Не к лицу Нерону, не к лицу. Нужно быть разумным в такое время. Ну же, ну же, мужайся!». Пока он так терзал себя и окружающих, послышался топот коней. Это скакали римские всадники, получившие приказ доставить живым в Вечный город ненавидимого всеми тирана. Услышав стук копыт, Нерон задрожал и вскричал: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает!». Эта фраза скорее напоминала сцену из театральной постановки, нежели слова мужественного государя.
Государственный советник Эпафродит понял, что следует помочь императору уйти достойно, раз он сам не в силах сделать это. Эпафродит прижал меч к горлу Нерона и тихонько подтолкнул его. Дальше было уже легче, поскольку враг государства наконец конкретно понял, что от него требуется. Острие свободно вошло в шею Нерона.
Когда в каморку зашел центурион, император был еще жив; он дышал и даже мог что-то говорить. Центурион зажал плащом рану. Со стороны казалось, будто он хочет Нерону помочь. Император прохрипел: «Поздно!». Еще он успел сказать безо всякого выражения: «Вот она – верность!». Это были его последние слова. Наклонившись, центурион понял, что Нерон не дышит.