Трагический январь. Президент Токаев и извлечение уроков

— Что меня поражает — это то, что во многих бывших частях Советского Союза бесконечно шли споры, можно ли приватизировать предприятия, можно ли иностранцам их продавать. А вы это решение приняли сразу. Как это удалось?

— В этом заслуга, несомненно, первого президента. Он еще в марте 1984 года в возрасте 43 лет возглавил правительство Казахстана, и на тот момент он был самым молодым среди всех премьер-министров союзных республик. Он видел недостатки плановой экономики, и когда наступил момент определения пути, по которому пойдет Казахстан, мне кажется, он не колебался. Первый шаг, очень крупный шаг на этом пути, — это продажа Тенгизского месторождения транснациональной американской компании «Шеврон».

Тогда не было никаких законов об иностранных инвестициях. Казахстан был terra incognita для всех стран, а очень хотелось, чтобы пришли крупные инвесторы и, таким образом, поддержали нашу независимость. Как вы понимаете, присутствие на рынке крупнейших транснациональных компаний — это серьезная гарантия. Кстати говоря, это до сих пор серьезная гарантия конечного успеха. Россия пошла по другому пути — это так называемые залоговые аукционы. У каждого свой путь. В Казахстане не было тех денег, чтобы вложиться в крупные проекты, как Тенгиз. В России, возможно, были такие деньги.

Нурсултан Назарбаев действовал решительно: за два года продали иностранцам почти сто крупных промышленных объектов — сталелитейные заводы, угольные шахты, золотые прииски и даже национальную авиакомпанию «Эйр Казахстан», которую неумелым управлением едва не разорили. Страна могла остаться без гражданской авиации. А объединившись с английскими инвесторами, получили успешную, прибыльную и хорошо управляемую «Эйр Астана».

Больше 90 процентов промышленности страны оказалось в частных руках. В республику пришли крупнейшие транснациональные компании, а с ними миллиарды долларов инвестиций в экономику Казахстана.

После Трагического января Назарбаева будут обвинять в распродаже всех богатств страны иностранцам, близким людям и родственникам.

Токаев: «Страна стала крупным инвестором, хотя на заре реформ мы выпрашивали кредиты за рубежом. Сотни молодых людей получили образование в лучших зарубежных вузах и приступили к работе в правительственных учреждениях, национальных и иностранных компаниях, обеспечивая необратимость рыночных преобразований в Казахстане».

Реформы принесли успех, благодаря этому страна уверенно решала задачи, к которым соседи по региону даже не подступались. Но тяжелым ударом и для России, и для Казахстана стал азиатский финансовый кризис 1998–1999 годов.

Кризис быстро переместился из Азии в постсоветское пространство, а затем в Латинскую Америку. Капитал бежал с шатких развивающихся рынков и скапливался в долларах. Америка переживала экономический бум, и США проводили политику сильного доллара.

В России тогда долго не верили: о каком азиатском кризисе говорят экономисты? В Таиланде, Малайзии и Индонезии что-то стряслось, а мы-то здесь при чем?

Финансовый кризис вызревал постепенно. Деньги уходили из страны. Доходов государства не хватало даже на текущие расходы. Правительство вело такую политику — взять кредит, с его помощью пережить несколько месяцев и взять новый. Деньги занимали и за границей, и внутри страны, продавая ГКО — государственные краткосрочные обязательства. Жизнь взаймы.

Взаймы взяли, но когда разом упали и цены на нефть, и разразился азиатский кризис, и иностранные инвесторы стали забирать деньги из страны, оказалось, что отдавать нечем. Из-за падения цен на российские валютные бумаги банки оказались на грани банкротства. Частные банки и фирмы не могли вернуть кредиты, взятые в твердой валюте. Валютные запасы таяли на глазах. В августе 1998 года объявили то, что стали именовать английским словом «дефолт» — мораторий на выплату долгов. И в стране началась паника…

Для Казахстана азиатский кризис обернулся спадом, закрытием предприятий, увольнениями, пустыми полками, сокращением бюджета и невозможностью платить пенсии. Что делать?

Жаксыбек Кулекеев, который тогда стал министром экономики и торговли, рассказывал мне, каково было работать в правительстве в момент кризиса:

— Когда мы пришли в правительство, в бюджете по существу денег не было даже на выплату зарплат. Накопилась огромная задолженность по коммунальным платежам, и надо было решать эти проблемы. Естественно, в условиях рынка мы печатать деньги не можем, у нас жесткая монетарная политика. Мы проводили всегда правильную денежно-кредитную политику, чтобы не допустить гиперинфляции. Поэтому пошли по пути принятия болезненных решений. Четыре раза секвестировали бюджет! Очень болезненный для общества процесс. Каждый раз приходилось ужимать расходы, сокращать определенные социальные расходы. Но это была вынужденная мера.