… Тут его ощущение счастья на миг сменилось страхом от мысли, что он сильно переменился, откуда-то вернулись сила и ощущение юности, желание жить, исчезли ночные кошмары и чувство заброшенности, появились привязанность к Генриетте, желание постоянных отношений именно с ней, причём деньги его совершенно не интересовали в этот момент, даже ревность. Его напугало, что он так сильно прикипел душой к Генриетте, что он слишком доверчив к ней, а ведь она – леди Риччи, она ведь выйдет замуж только за богатого и титулованного человека, равного себе.
Конечно, им очень интересно вместе, но это будет недолго…
И это расставание будет самой страшной трагедией не для юной обаятельной леди, а для Джовано Казановы, чью жизнь, дав последнюю надежду, потом растопчут, как старую поношенную вещь…
Джовано боялся этой неминуемой трагедии, и, рассерженно вертя шпагу в руках, подумал: «Ну, ничего, ещё посмотрим! Пусть только у моей милой Генриетты на горизонте появится какой-нибудь богатенький смазливый граф или герцог, я вызову его на дуэль!!! Я не отдам Генриетту! Нет, конечно, я не стану затевать дуэль, если она, правда, полюбит его и скажет мне, что выбрала его не из-за денег, а просто выбрала его, как человека. Я тогда сделаю то, что обязан сделать любящий мужчина – отпущу её, но как я буду жить – мне страшно представить, я ведь после Генриетты не смогу быть снова куртизаном…».
… Джовано задумался о том, как бы сейчас заработать что-то самому, без денег Генриетты, и решил пойти играть в азартные игры на деньги, как когда-то в тяжёлые времена…
… А тем временем вечером юная леди ждала возлюбленного, приготовив ему в изящном фарфоровом тазу воду для умывания, уже успела, и поужинать, и переодеться в нежно-розовую ночную сорочку с кружевами и бантами. Она ждала с большим волнением, ведь он предупредил её в записке, что пошёл в бедные районы на азартные игры, а там ведь всякое может быть: за жульничество и прикончить могут…
… Тут к Генриетте заглянула её горничная молоденькая девица Линда и робко протянула:
– Эм,… леди, вернулся… (Линда не знала, как назвать сожителя любовника по-другому, но не хотела такими словами обидеть добрую госпожу, вот и запнулась) … сеньор Казанова…
Генриетта радостно воскликнула:
– Ой, как хорошо, я уже переволновалась за него! А что же, Линда, он сам не проходит?
– Леди, понимаете, сеньор Казанова попросил сначала предупредить меня вас о его приходе, потому что у него сейчас внешний вид… далеко не соответствующий приличному дворянину…
– Скажи, чтобы перестал стесняться и проходил! – с милой улыбкой на юном личике со вздёрнутым носиком.
… Тут в комнату зашёл Джовано. Вид у него и, впрямь, был ужасный, рукава рубашки порваны, сам весь изгваздался, как поросёнок, длинные русые вьющиеся волосы разлохматились, а уж лицо и руки все были покрыты синяками и ссадинами. Генриетта только руками всплеснула, да со смехом изрекла:
– Ой, Джованни, милый, на кого ты, бедный, похож! Просто горгулья настоящая!!! Давай, проходи, любимый, будем приводить тебя в порядок, «горгульечка» ненаглядная моя! Да не вздумай к окну подойти, а то соседи испугаются, подумают, что у меня действительно статуя горгульи ожила! Хи-хи!
Джовано с тяжёлым вздохом и невесёлыми мыслями подошёл к позолоченному трельяжу, где стоял изящно расписанный фарфоровый таз с водой, Генриетта взяла чистое полотенце и дезинфицирующие примочки, чтобы в первую очередь помыть и обработать синяки, ссадины и царапины, а потом уже разбираться дальше.
Генриетта мыла ему лицо и руки, обрабатывала нежно и заботливо все синяки и царапинки примочкой и ласково щебетала, периодически поправляя свои распущенные длинные каштановые локоны:
– Милый, что случилось там на этих азартных играх? Зачем ты, вообще туда пошёл? Неужели ради денег? Зачем? Я ведь хорошее тебе содержание положила, неужели не хватает? Так я добавлю, только, умоляю, не ходи ты играть в азартные игры на деньги, эти уличные хулиганы на всё способны. Они и добить бы могли….
– Да, – стал извиняющимся тоном объяснять Джовано, – Я хотел не ради самих денег, а ради самооценки сам что-нибудь заработать. Вот и пошёл играть в азартные игры, раньше у меня ловко получалось, а сегодня я не понял, как они заметили, что я мухлевал, ну, и решили поколотить меня за это, извини, дорогая, что так получилось…
– Ничего-ничего, милый, просто прошу, не рискуй больше так собой, я же волновалась за тебя. Ничего, «горгульечка» моя, сейчас с ссадинами разберёмся, потерпи, потом помоешься, переоденешься, поужинаешь, и будем отдыхать… – прощебетала Генриетта, и вдруг от неожиданности даже ручку свою нежную изящную одёрнула: Джовано заплакал…
… Заплакал искренно, по-настоящему, взахлеб, как мальчик, а не как любят пафосно говорить поэты «потекла скупая мужская слеза», словно вместе с непрошеными слезами случайно вырвалась на свободу старая душевная боль, которую столько лет за маской мужественного сильного человека прятал ото всех Джованни…