Трагикомические новеллы

Его нашли пронзенным несколькими ударами шпаги, почти истекшим кровью и почти без сознания. Евгения захотела взглянуть на него и не успела еще бросить взгляд на его лицо, как узнала в нем дона Гарсиа. Велико было ее удивление, и ее сострадание было не меньше того, и она обнаружила это в изъявлениях столь страстных, что они могли быть истолкованы к ее невыгоде, если бы не было у нее достаточных оснований быть удрученной. Просьбами она добилась, чтобы ее благородного защитника не отправляли в тюрьму: дон Диего, находившийся при смерти, и его сообщники признали, что он не входил в их отряд и что именно он напал на них. Его доставили в ближайший дом, и это случайно оказался дом, принадлежавший некогда дону Санчо, а в то время — Евгении, где у нее оставлена была вся обстановка и несколько слуг. Дон Гарсиа поручен был заботам лучших хирургов двора и города. Евгения вернулась к себе в монастырь, но на другой же день вынуждена была уйти оттуда и возвратиться к себе, потому что монастырям, где проживали монахини, запрещено было принимать мирянок.

На следующий день дон Диего умер, и его родственники использовали все свое влияние, чтобы воспрепятствовать отданию его под суд, поскольку он был уже мертв; но это произошло с его сообщниками, которые и были наказаны по заслугам.

Между тем Евгения в отчаянии видела, что нет надежды на выздоровление дона Гарсиа; она молила небо о помощи; она сулила хирургам одарить их всем, чего они пожелают; но их искусство исчерпало свои возможности, и они надеялись лишь на бога и на молодость больного. Евгения не отходила от изголовья его постели; днем и ночью она ухаживала за ним с таким усердием, что в конце концов ей самой из-за этого мог понадобиться уход со стороны других лиц. Она часто слышала, как больной произносил ее имя в бреду лихорадки среди несвязных речей, порожденных его помраченным воображением; часто можно было слышать, как он говорит о любви и произносит речи, свойственные человеку на поединке или в ссоре.

Наконец природа, поддержанная лекарствами, преодолела всю тяжесть недуга: лихорадка стала уменьшаться, раны были уже в лучшем состоянии, и хирурги уверили Евгению, что больной выздоровеет, если только не постигнет его никакая другая случайность. Она наградила их подарками и распорядилась устроить молебствие во всех церквах Вальядолида. И вот тогда-то дон Гарсиа узнал от Евгении, что именно ее он спас, а она узнала от него, каким образом он так кстати явился на помощь ей, только что проводив одного друга. В его присутствии она не могла умолчать о своих обязательствах по отношению к нему, он же не мог скрыть от нее величайшей своей радости, что оказал ей такую полезную услугу; однако у него было к ней одно дело огромной важности.

Однажды она наедине с ним заклинала его не оставлять ее так долго в положении неблагодарной женщины и воспользоваться ее услугами в каком-нибудь важном случае, и тут он решил, что нашел повод открыть ей свои истинные чувства к ней. При мысли об этом он вздохнул; он побледнел, и смущение души его так отчетливо обнаружилось на его лице, что Евгения испугалась, не чувствует ли он какой-либо сильной боли. Она спросила его, в каком состоянии находятся его раны.

— Ах, сударыня, — отвечал он, — мои раны — не самые сильные мои страдания.

— Но что же с вами случилось? — спросила она в сильном испуге.

— Несчастье, — отвечал он, — и несчастье неизлечимое!

— Правда, — возразила Евгения, — вы имели несчастье получить опасные раны ради особы, вам неизвестной и нисколько не заслуживающей, чтобы вы ради нее подвергали опасности свою жизнь, но это несчастье может прийти к концу, ибо хирурги не сомневаются в скором вашем выздоровлении.

— На это именно я и сетую! — вскричал дон Гарсиа. — Если бы я лишился жизни, услужая вам, — продолжал он, — я бы удостоился славной кончины, вместо того чтобы мне жить против собственной воли и долго оставаться несчастнейшим человеком в мире.

— С вашими превосходными качествами вы, я думаю, не можете быть так несчастны, как говорите, — возразила ему Евгения.

— Как, сударыня, — отвечал он, — разве вы не считаете несчастным человека, который знает, чего вы стоите, уважает вас больше, чем кого бы то ни было, любит вас больше жизни и вместе с тем не имеет возможности стать достойным вас, если бы даже судьба отнеслась к нему так же благосклонно, как враждебно она всегда к нему относилась?

— Вы меня очень удивляете, — сказала она краснея, — но моя признательность по отношению к вам дает вам по отношению ко мне преимущество, которого я в нынешнем своем состоянии никому, кроме вас, не предоставлю. Думайте только о том, чтобы поправиться, — прибавила она, — и верьте: несчастья ваши продлятся недолго, если от Евгении будет зависеть положить им конец!