Трагикомические новеллы

Ипполито изумительно играл в кольца и вышел из игры победителем. Просперо, столь разукрашенный перьями, как никогда еще ни один человек на свете, решил оспаривать первенство, но упал в первой же скачке, не то по своей вине, не то по вине лошади, и сильно ушибся или сделал вид, что ушибся. Его отнесли к Матильде, которая с досады покинула балкон и без конца проклинала влюбленного Ипполито. Он узнал об этом и до того огорчился, что оставил собрание и в полном отчаянии уехал в свой прекрасный дом, расположенный в одной миле от Неаполя. Тем временем Просперо, взбешенный своим падением, вел себя с Матильдой ужасающим образом, поволил себе даже сказать ей, что она явилась причиной его неловкости, и стал упрекать ее в том, что она влюблена в Ипполито. Бедная Матильда, по-прежнему кроткая, по-прежнему смиренная и влюбленная в своего тирана, попросила у него прощения и, словом, поступила настолько же глупо, насколько он был груб.

У Ипполито была сестра, воспитанная вместе с королевой испанской и незадолго до того приехавшая в Неаполь по причинам, которые мне неизвестны и не имеют особого значения для моего повествования. Она не только была очень хороша собою, но отличалась исключительными достоинствами и заслуживала того, чтобы быть предметом желаний знатнейших лиц в королевстве. Вернувшись из Испании на родину, она нашла дела брата в столь плохом состоянии, что когда тот устроил состязание в игре в кольца, она все еще не хотела показываться при дворе, где не могла бы появиться в том виде, какой приличествовал особе ее звания, и поэтому пребывала в прекрасном доме, только и оставшемся у ее брата от всех его владений, уже проданных им. Она инкогнито присутствовала на состязании и, увидав, что ее брат столь внезапно оставил игру и уехал из Неаполя, последовала за ним и нашла его в самом жалобном состоянии. Он сломал свои копья, рвал на себе перья и волосы, разодрал одежду, исцарапал лицо и, короче говоря, впал в такое неистовство, что любящая сестра могла бы отчаяться в исцелении брата, если бы ей не было хорошо известно, что один взгляд равнодушной и даже жестокой Матильды заставлял Ипполито забывать все ее дурное обхождение. Поэтому сестра постаралась только его утешить: дала излиться пылу, не пытаясь побороть его; ругала Матильду, когда он стал негодовать на нее, и наговорила ему о ней все лучшее, что только могла придумать, когда убедилась, после всех исступленных порывов брата, что он влюблен больше, чем когда бы то ни было.

Докучливый Просперо не являл подобной снисходительности Матильде; он все еще не мог успокоиться насчет своего падения и все еще укорял ее, хотя она была в этом неповинна. После того как она побывала у судей и поблагодарила их, она отправилась к королю, дабы поблагодарить его тоже, хотя он и поступил ей во вред, — но при дворе говорить, как подсказывают чувства, и принимать отказы иначе, чем с изъявлениями признательности, значит быть неосмотрительным; итак, в тот день, когда она ожидала в приемной зале выхода короля, она увидала вошедшего туда Просперо.

Со времени своего падения он посетил ее только один раз из желания разбранить ее за то, что она позволила Ипполито состязаться в игре в кольца перед ее окнами. Он упрекнул ее в том, что она без памяти влюблена в его соперника, так как иначе не явила бы ему подобной любезности. Укоры Просперо были как нельзя более несправедливы. Матильда не могла воспрепятствовать публичному увеселению, даже если бы оно не было устроено из любви к ней, поскольку ее дворец занимал целиком одну из сторон городской площади, а если бы она могла это сделать, то не должна была так поступать, дабы не прослыть неучтивой и мало признательной. Один только Просперо, неверно рассуждая, находил, что она жестоко его оскорбила. Он до такой степени рассердился, что не навещал ее больше, точно окончательно порвал с нею. Бедную принцессу это приводило в отчаяние, и едва она увидала покорителя сердец, который намеревался войти в комнату короля, как она подошла и преградила ему путь; Просперо хотел, не останавливаясь, обойти ее, она взяла его за руку и, смотря на него взглядом, способным пленить кого угодно, кроме этого сурового повелителя, спросила, что она ему сделала, что он ее так избегает.

— Чего вы мне только не сделали, — грубо ответствовал ей этот князь, — и что вы сможете когда-либо сделать, дабы вернуть себе добрую славу, которую вы погубили, допуская любезности Ипполито?

— Я не могу ни воспрепятствовать им, ни помешать ему любить меня, — отвечала Матильда, — но я могу не поощрять ни его любви, ни его изъявлений учтивости, к которым любовь его побуждает; и мне кажется, — продолжала она, — я достаточно открыто выразила ему, насколько они мне не нравятся, уйдя с балкона, прежде чем кончилась игра в кольца.

— Не следовало выходить туда — возразил ей Просперо, — но вы ушли оттуда только потому, что поняли по лицам всех, что они находят странным ваше появление. Любовь Ипполито уже лишила вас разума, и его любезности уже перевесили те услуги, которые я в состоянии вам оказать.