В ответном письме патеру Мартынову[65]
вот что говорит г. Самарин: «Основатель вашего (Иезуитского) Ордена называл Божью Матерь своею дамою, себя ее рыцарем, из-за нее вызывал на дуэль какого-то мавра, и уверял своих учеников, что Бог-Отец взял его в товарищи к Иисусу Христу; это дало тон всему Ордену, и вы, по примеру старших, приравниваете теперь иезуитов к апостолам первых веков». Но Игнатию Лойоле, судя по рассказам его биографов, может, до некоторой степени, послужить извинением искренность его помешательства. Воображение его помутилось на единовременном чтении рыцарских романов и жизней святых; одно с другим перепуталось и под влиянием этой комбинации, испанский дворянин преобразился в какой-то небывалый, оригинальный тип полу-Дон-Кихота, полуюродивого. Но неужели это образец для всех, и чем оправдаются последователи, у которых здравый рассудок остался нетронутым? Лойола действительно испанский дворянин, раненый в сражении, опасно заболел и по совету врача, не обладавшего предвидением, постоянно читал романы, поэмы и жития святых; расслабленный физически и расстроенный от боли тела умственно, Лойола вздумал создать новый Орден. Эта мысль так усилилась в расстроенном его воображении и уме, что и выздоровев он не отказался от этой мысли, и по благословению папы Павла III, основал Орден Иезуитов. Это и есть тот Игнатий, названный святым, которому посвящена церковь в Мольсгейме, и будто молитвами которого Михаил избавился от нечистой силы. Но можно ли считать святым того, кто оскорблял Божью Матерь, называя Ее своею дамой, и оскорблял Иисуса Христа, называя Его своим товарищем? Можно ли называть полу-Дон-Кихота полоумного святым, и можно ли рассчитывать на его молитвы? Очевидно, что ни молитвы Лойолы, которых, конечно, не было, ни его ходатайство, которого нельзя ожидать, не избавили Михаила от демона, а между тем иезуиты утверждают, что ходатайству Лайолы перед Богом обязан Михаил. Если же так, то, судя об этом рассказе естественно, логически, мы должны будем спросить, да и всякий на нашем месте спросит: доверять ли рассказу переданному? Можно ли принять за несомненно истинный этот рассказ? Можно ли наконец хоть наполовину принять переданный рассказ на веру? Свойство иезуитов таково, что они готовы прибегнуть ко всем, даже низким, недобросовестным средствам, готовы врать беспощадно, лишь бы только возвысить своих. Г-н Самарин характеризует это их свойство, когда говорит об их сочинении «Imago primi sacculi». Книга эта, говорит г-н Самарин, произведение, в своем роде единственное, как Геркулесовы столбы самохвальства. В ней говорится, что Иезуитское общество рождено от самого Христа а iesu nata и насчитывает трех основателей: Ииcyca Христа, Божью Матерь и Игнатия Лойолу; что земная жизнь Спасителя, черта в черту, совпадает с исторической судьбою Ордена, который, через это, как бы отождествляется с божественным своим основателем; что каждый Иезуит, до конца жизни пробывший в Ордене, непременно попадет в рай, и что когда душа его отделяется от тела, Спаситель выходит ей на встречу и вводит ее в царство небесное — это привилегия иезуитов, засвидетельствованная многими святыми; что Божья Матерь молилась на Земле также, как Лойола, и передала ему свою систему духовных упражнений, что общество имеет все свойства солнца и луны, сияет во вселенной, благотворит всему миру и все охраняет во время ночи. Затем исчисляются подвиги отдельных лиц, членов Ордена, которые уподобляются львам, орлам, Самсону, апостолам и архангелам; наконец, оглядываясь на прошедшее и на тогдашнее положение иезуитского ордена в Европе, авторы в каком то лирическом опьянении восклицают: «мы можем применить к нему пророчество Исаии о народе Божьем и о Церкви: будут цари кормители твои и княгини кормилицы твои, до лица земли поклонятся тебе и прах ног твоих оближут… и иссеши млеко языков и богатство царей спеши… и люди твои в веке наследят землю и т. д.»