Трактат о любви. Духовные таинства

А началось всё гораздо раньше. Когда Россия, вслед за всей Европой, начала отворачиваться от невидимого источника, души её сынов стали оскудевать, мельчать. Люди становились малодушными, и настал момент, когда они оробели перед уродливой, трудной, потной и кровавой стороной жизни, перед её изнанкой. Оробели, а потом возненавидели её, а заодно и всю Россию. «Ах, – ужаснулись они, – как всё это у нас гадко и некрасиво, давайте-ка устроим всё так, чтобы ничего некрасивого не было, чтобы были только лучистые глаза, весёлый смех, бодрые песни, солнечные парки, скользящие по озеру байдарки, благородные поступки, крепкие мышцы, гладкая кожа». «Но возможно ли это?» – спрашивали те, кто сомневался. «Конечно, возможно», – отвечали сомневающимся и в доказательство приводили цитаты из популярных писателей того времени – Чехова и Короленко. Чехов сказал: «В человеке всё должно быть прекрасно – и мысли, и поступки, и лицо, и одежда». Короленко сказал: «Человек создан для счастья, как птица для полёта». Вот и вся аргументация.

Здоровое человеческое общество всегда обладает полнотой, а поэтому в нём, как и в здоровом человеческом теле, содержится всё – и приятное и отталкивающее, и ароматное и зловонное, и гибкое и закостенелое, и изящное и грубое. Без низменного, плохого и даже мерзостного оно простоит так же недолго, как и без возвышенного и хорошего. Это вовсе не значит, что плохое надо приветствовать и внедрять его в общество – оно обладает свойством внедряться туда само, без нашего содействия. Наоборот, с плохим надо беспощадно бороться, и в здоровом обществе такая борьба постоянно и ведётся. Эта борьба есть тоже один из существенных элементов полного набора. Дело именно в полноте, в наличии всех вселенских качеств и категорий. Где нет всего спектра категорий, там нет и прочности. Мы никогда до конца не поймём, в чём состоит конкретная роль неприглядного и некрасивого в кругообороте бытия, но не надо трусливо от него отворачиваться.

А во взаимоотношениях с женщиной мы особенно склонны это делать, безмерно идеализируя эти отношения, в которых на самом деле много низкого, животного.

А я так теперь сказал бы «юноше, обдумывающему житьё»: или принимай суженую вместе с физиологией, либо вообще беги от женщин. Главное – не идеализируй их. Если живописец изобразит на картине только красивых людей и поместит их в обстановку, состоящую только из красивых предметов, то это будет не красота, а красивость, и мы скажем: тут всё какое-то ненастоящее. Но наш-то мир именно настоящий! А это значит, что в нём всегда будут слышаться глухие стенания страждущих и из него всегда будут выглядывать чьи-то пронзающие душу печальные глаза, как выглядывают они из полотен великих мастеров.

Ясное понимание таких вещей называется мудростью. Принятие этих вещей как неизбежного называется мужеством. Соединение мудрости и мужества составляет силу духа. По мере того как сначала верхушка, а потом и средние слои нашего общества становились все более бездуховными, эта сила исчезала. И постепенно Россией овладела утопическая мечта: раз и навсегда избавиться от всего дурного и некрасивого в нашей жизни.

А дальше и пошло, и поехало… Финал славной российской истории настолько банален, что вспоминать его в подробностях нет ни необходимости, ни охоты. А суть его чрезвычайно проста. Поскольку в реальной, а не изображённой на схеме жизни дурное и некрасивое коренится в самом факте реальности этой жизни, то попытка его уничтожения путём разрушения существующего порядка ни к чему не привела. Она даже привела к обратному, так как вместе со сложившимся веками обществом были уничтожены многие компенсирующие механизмы, противостоящие стихийному напору зла. И тогда часть зачинщиков ломки стала сваливать всё на втянутый ими в дело разрушения народ. «Какие у нас всё же варвары, – брезгливо сказали они. – Взяли да испоганили нашу идею!» И уехали жить за границу, как тот басовитый, который призывал как следует помахать дубиной. А те, кто остался, тоже не захотели признаться в своём просчёте и решили постановить декретом, что зла больше нет, а если и есть, то не у нас, а там – во-первых, в капиталистических странах, где вообще настоящий ад, а во-вторых, на некоторых огороженных территориях нашего государства, специально отведенных для являющегося досадным пережитком и уходящего в прошлое зла. Создание особых территорий давало ту выгоду, что, если не смотреть в их сторону, возникало полное впечатление, будто тяготевшее над человечеством зло и вправду побеждено, будто сбылась многовековая мечта передовых умов о торжестве добра и впервые в мировой истории появилось на земле благословенное царство труда, мира, свободы, равенства, братства и счастья, а заодно и гармонического развития личности и стирания граней между умственным трудом и физическим и между городом и деревней. Славься, наш великий народ! Славься, великое учение, приведшее этот великий народ к великому будущему, точнее, к великому настоящему, представляющему собой залог ещё более великого будущего!