— Одним нравится, и они живут с удовольствием, а другим просто приходится. Я бы никогда так не узнал людей, не будь они моими клиентами. По правде говоря, у каждого из нас душа клиента. В этом смысле все души похожи друг на друга. И не важно, кто покупает, а кто нет. Есть ли то, что вы хотите себе купить, нет ли. Избыток или дефицит одинаково раскрывают в человеке клиента. К сожалению, как правило, не более того.
Я велел ему взять абажур и вымыть, потому что пыль, похоже, копилась с довоенных времен, свет проходит плохо. Он взял, но ушел не сразу. Вертел абажур в руках, словно шляпу. Мне пришлось напомнить ему, что это не шляпа, можно разбить. Только тогда он отправился в подсобку. Когда продавец вернулся, я его похвалил:
— Вот видите, можно сказать, у вас новый абажур.
И я заговорил об абажурах: мол, в наше время таких абажуров, как в его магазине, уже не делают, теперь совсем другие вешают... Но он воспользовался тем, что мне пришлось взять в зубы винтик, и снова принялся за свое:
— Сама по себе шляпа — головной убор. Но на голове клиента — это нечто совершенно иное. И когда клиент стоит в ней перед зеркалом — это уже совсем другое дело. Ведь разве на самом деле кто-нибудь видит в этот момент себя в шляпе? Нет, я вам точно скажу: нет. А кого же видит клиент, спросите вы? Вот именно: кого он видит? Может, он сам не знает, кого видит, хотя стоит перед самим собой. Это и есть, так сказать, та удивительная тайна, ради которой стоит всю жизнь продавать шляпы.
— Дайте мне напильник, — сказал я. — Я не могу нагнуться, нужно держать.
Продавец начал искать напильник на прилавке среди инструментов.
— Он у вас в руке, — подсказал я.
Продавец машинально протянул мне инструмент.
— Теперь плоскогубцы. — Пусть помогает, подает мне то одно, то другое — может, тогда замолчит. — Возьмите отвертку. Теперь дайте ее мне. Возьмите. Дайте. Возьмите, дайте.
И вместо того чтобы заниматься ремонтом, я, словно заразившись от него, стал повторять:
— Возьмите, дайте, возьмите, дайте.
Наконец я велел ему забраться на прилавок, встать рядом и подавать мне инструменты или забирать их у меня, потому что, когда продавец стоял на полу, я с трудом дотягивался до его протянутой руки, а нагнуться не всегда мог. Он поставил стул, забрался на прилавок, встал рядом, но и это не заставило его прервать свой монолог.
— Иной раз с первого взгляда видно, что шляпа к лицу не подходит, но клиент утверждает, что эта ему идет больше всего. Тогда вы начинаете гадать, кого же он увидел в зеркале, если именно эта шляпа ему нравится. К сожалению, нельзя заявить, что дело обстоит с точностью до наоборот: шляпа ему не к лицу — это могло бы прозвучать так, словно вы ставите под сомнение не шляпу, а лицо. Да что я говорю — лицо... это все равно что поставить под сомнение его образ. А ведь каждый имеет на это право, каждый носит в себе свой образ...
— Ой, винтик упал. Спуститесь, пожалуйста, вниз и поищите, — в очередной раз попытался я остановить этот поток.
Он моментально спустился, очень ловко, несмотря на возраст. И не поверите, тут же нашел. Нам с вами пришлось бы поползать по полу. А продавец просто слез со стула, наклонился и поднял винтик. И так же быстро забрался обратно.
— Словно вы усомнились в его неудовлетворенности собой, его стремлении найти себя, его тоске по себе, ведь каждый испытывает нечто подобное по отношению к себе, это помогает нам жить. А уж в клиенте вы просто обязаны это уважать. Не прибыль главное, если вы занимаетесь шляпами, да еще так долго, как я. Страсть к прибыли со временем проходит, особенно по мере приближения вечности, в которой никакая прибыль уже не идет в счет. По мере того как начинаешь измерять свою жизнь проданными шляпами. По мере того как тебя все чаще посещают сомнения, все ли эти шляпы остались довольны. Будь я в этом уверен, сказал бы: слава шляпе. Но я, увы, сомневаюсь. Хотя еще до Первой мировой войны, когда мне было примерно столько же лет, сколько вам, я уже работал помощником в шляпном магазине. Я, можно сказать, начал свою жизнь среди шляп и среди шляп ее заканчиваю. В ней и две мировые войны уместились. Казалось бы, что касается шляп, я знаю все. Оказывается, нет. И поверьте мне, молодой человек, этот мудрый урок невежества я начал усваивать лишь тогда, когда мой магазин национализировали. Каков бы ни был результат, он налицо. Таким образом я был наказан за то, что посмел поверить, будто знаю. На самом-то деле выяснилось: что я знаю? Тем более, если руководствоваться той высшей мерой знания, что даже того не знаешь, что не знаешь, будто не знал.
На этот раз я только сделал вид, что уронил винтик. И что вы думаете — продавец слез, поднял винтик, залез обратно и отдал мне. Я сдался:
— Дайте мне лампочку, абажур и спускайтесь вниз. — Я закрепил абажур, вкрутил лампочку. — Больше я ничего сделать не могу, — сказал я. — Теперь все зависит от проводки. Включите свет.
Продавец включил, свет зажегся. Нет, бурного взрыва радости не последовало. Он просто сказал: