Трактат об умении жить для молодых поколений (Революция повседневной жизни)

Иерархический принцип — это магический принцип, который сопротивлялся человеческому освобождению и исторической борьбе людей за свою свободу. Ни одна революция, с этих пор, не будет достойной своего имени, если она не будет подразумевать радикального уничтожения любой иерархии.

 *

В тот момент, когда члены орды определяют границы охотничьего угодья, в тот момент, когда они объявляют его своей частной собственностью, они сталкиваются с враждебностью, которая является уже не враждебностью диких зверей, климата, негостеприимных областей, болезни, но враждебностью человеческих групп, исключенных из пользования охотничьим угодьем. Гений человека помог ему избежать альтернативы животного царства: уничтожить соперничающую группу или быть уничтоженным ей. Пакт, контракт, обмен являются основой возможности существования первобытных общин. Выживание кланов, предшествующих сельскохозяйственным обществам и наследующих ордам т. н. «собирательного» периода, обязательно упирается в тройной обмен: обмен женщинами, обмен пищей, обмен кровью. Будучи наделённой магической ментальностью, эта операция предполагает высший порядок, хозяина обменов, силы, расположенной вне и над сторонами вступающими в договор. Рождение богов связано с двойным рождением священного мифа и иерархической власти.

Обмен далёк от соответствия равной выгоде обоих кланов. Разве не производятся все действия ради того, чтобы обеспечить нейтральность исключенных, одновременно не давая им доступа к охотничьему угодью. Тактика совершенствуется на стадии сельскохозяйственных обществ. Будучи арендаторами до того, как они стали рабами, исключенные входят в группу владельцев, не в качестве собственников, но в качестве их деградированного отражения (знаменитый миф о первородном грехе), как посредники между землёй и её владельцами. Как произошло подчинение исключенных? Из—за последовательного давления, осуществляемого мифом, скрывающим — не по умышленной воле хозяев, поскольку это подразумевало бы в них рациональность, которая была им ещё чужда — хитрость обмена, неравномерность жертв приносимых двумя сторонами. Для собственнника исключенные реально жертвуют важной частью своей жизни: они принимают его власть и трудятся на него. Для угнетённых, господин мифически жертвует свою власть и свои права собственника: он готов платить за общее благополучие своего народа. Бог является гарантом обмена и стражем мифа. Он наказывает нарушителей контракта и воздаёт тем, кто соблюдает его властью: мифической властью тем, кто жертвует ей в реальности и реальной властью тем, кто жертвует ей мифически. (Исторические и мифологические факты подтверждают, что хозяева в своих жертвах мифическому принципу могли идти даже на смерть). Уплата цены за отчуждение, которое он навязал другим укрепляла божественный характер повелителя. Но слишком быстро, как кажется, публичная смерть повелителя или его заместителя, освобождала его от такой сомнительной торговли. Бог христиан делегируя на землю своего сына, дал поколениям правителей модель, равнения на которую им было достаточно для того, чтобы засвидетельствовать истинность своих жертв.

Жертвоприношение — это архаичная форма обмена. Оно осуществляло магический, не—количественный, иррациональный обмен. Оно господствовало над человеческими отношениями, включая коммерческие отношения, до тех пор пока коммерческий капитализм и его деньги—как—мера—всех—вещей не принимают такое распространение в рабских, феодальных и буржуазных мирах, что экономика начинает представать как отдельная область, сфера отдельная от жизни. Феодальный дар начинает принимать черты обмена с появлением монеты. Дар—жертва, обряд, эта игра обмена по таким правилам, при которых зарабатывает тот кто теряет, причём размер жертвы увеличивает вес престижа — абсолютно не находит себе места в рационализированной бартерной экономике. Изгнанный из сфер, над которыми господствуют экономические императивы, он остаётся воплощённым в таких ценностях, как гостеприимство, дружба и любовь, официально обречённых на исчезновение в той мере, в какой диктатура количественного обмена (рыночной стоимости) колонизирует повседневную жизнь и преобразует её в рынок.

Торговый капитализм и промышленный капитализм усилили количественное измерение в обмене. Феодальный дар был рационализирован в соответствии с жёсткой моделью коммерческого обмена. Игра с обменом перестала быть игрой, став расчётом. В римском обещании прирезать петуха для богов в обмен на удачную поездку преобладала игривость. Неравенство обмениваемых материй обходилось без торговой мерки. Понятно, что в эпоху, в которой Фуке должен был разрушить себя лишь бы ещё ярче сиять в глазах современников и Луи существовала поэзия, которой больше не знает наше время, привыкшее принимать за модель человеческих отношений обмен 12.80 франков на 750–граммовое филе.