Солнце соответствует Богу, высшая область Его не знающей дна глубины отвечает самому низкому в глубинах смирения. Да, вот почему смиренному человеку не нужно (Бога) просить, он Ему вполне может приказывать, ибо высоте Божества некуда больше взирать, как только в глубины смирения, — смиренный человек и Бог суть одно, а не двое. Сей смиренный человек так же властен над Богом, как властен над собою самим[451]. И всякое благо, каковое обретается в ангелах и святых, все оно принадлежит ему так же, как принадлежит Богу. Бог и сей смиренный человек — совершенно одно, а не двое, ведь то, что творит Бог, творит он, и чего хочет Бог, того хочет он, и что есть Бог, то же есть он: одна жизнь и одно бытие. Ей Богу, попади сей человек в ад, и Бог должен был бы пойти за ним в ад, и ад стал бы для него раем. Он (Бог) обязан так по необходимости поступить, Он был бы принужден к тому, чтобы так сделать волей-неволей, ведь тут сей человек есть Божье бытие и Божье бытие есть сей человек. Ибо здесь в единстве Бога и смиренного человека рождается поцелуй в силу того, что та добродетель, что зовется смирением, есть корень в основании Божества. Туда она всажена, дабы иметь свое бытие лишь в вечном Едином и больше нигде. Я сказал в Париже, в школе, что все вещи должны исполниться в воистину смиренном человеке[452]. Вот почему я говорю, что смиренному человеку ничто не может вредить и ставить препоны, ведь нет ни одной вещи, которая не бежала бы от того, что способно из нее сделать ничто. Сего избегают все сотворенные вещи, ибо сами по себе они суть ничто. Потому смиренный человек бежит от того, что его отвлекает от Бога. Потому же и я бегу от (палящего) угля, ибо он мог бы из меня сделать ничто, так как отнял бы у меня мое бытие.
И Он сказал: «Человек вышел». Аристотель начал одну книгу и хотел (в ней) говорить о всех вещах[453]. Посмотрите-ка, что Аристотель говорит о человеке: «Homo» означает то же самое, что «человек», которому придана форма; и сия сообщает ему бытие и жизнь общие со всеми творениями, разумными и неразумными: неразумные (бытие и жизнь) — вкупе со всеми телесными тварями, а разумные — общие с ангелами. И Аристотель говорит: как все творения, вместе с их прообразами (т.е. идеями. —
А сейчас я также хочу поразмыслить, что такое есть «человек». «Homo» означает то же самое, что человек, которому придана субстанция; она сообщает ему бытие и жизнь, и разумное существование. Таким, наделенным разумом человеком является тот, кто осознает себя самого с помощью разума и сам в себе отрешен от всех веществ и форм. Чем больше сей отрешен от всяких вещей и обращен в себя самое, чем более ясно и разумно в себе самом он постигает все вещи без того, чтобы обращаться наружу, — тем больше он человек.
Теперь я спрошу: как может быть, что отрешенность разума в себе самой постигает все вещи без форм и картин, без обращения наружу и без преобразования себя самой? Скажу: это следует от его (разума) простоты, ведь чем полней в себе самом отрешен человек от себя самого, тем более просто в себе самом он постигает всякое множество и в себе самом остается недвижим. Боэций говорит: Бог есть недвижимое благо, в себе самом тихо стоящее, неприкасаемое и неподвижное, и движущее все вещи[455]. Простое познание в себе самом так чисто, что непосредственно постигает чистое обнаженное Божественное бытие; и в этом притоке (Божественного бытия) оно стяжает Божественное естество точно так же, как ангелы, причем ангелы получают великую радость... Увидеть ангела — да за это можно было бы просидеть в аду тысячу лет!.. Сие познание в самом себе столь чисто и ясно, что из всего, что созерцается в оном свете, получился бы ангел.