Трактир «Волшебная жемчужина»

– Госпожа, если только вы найдете мою хозяйку, я дам вам столько золота, сколько захотите! – восторженно воскликнул токкэби и подобострастно поклонился.

Син насмешливо хмыкнул: не он ли несколько минут назад нахально приставал к юной девушке? А теперь ведет себя так, будто готов служить ей до конца жизни. Двуличный гад!

Вскоре вернулась довольная и пышущая энергией Хэиль, которая все это время пропадала на охоте в поисках энергии ци, и тут же исчезла, присоединившись к безумному плану Енын. Имуги тоже покинул пещеру, оставив свою подопечную Ино рядом с полной бочкой воды. После их ухода Син почувствовал себя одиноким и ненужным. Даже друг, с которым они коротали вечность, присоединился к играм смертной девицы. И никому не было дела до духа ветра, которого они оставили в изуродованной пещере.

Син в очередной раз обошел все свои деревья, пытаясь восстановить их прежний облик, но у него опять ничего не вышло. Словно насмехаясь над его усилиями, деревья все больше напитывались жизнью, подтверждая слова Ханнелиума.

Странная компания, которая ушла на поиски хозяйки токкэби, все не возвращалась, и Син заволновался. Крутанувшись на месте, он исчез из пещеры и оказался на улице, вновь сливаясь с силой природы и превращаясь в порывистый ветер. Метался по улицам, ища упрямую девчонку, лису и друга. В груди что-то ныло и тянуло, не давало спокойно жить, сигнализировало о какой-то опасности. Но откуда она могла прийти, Син не понимал.

На Ханян опустились сумерки, и, сливаясь в унисон с утопающим в тоске сердцем духа, пошел снег. Син поднял голову, глядя, как с черного неба падают большие хлопья. Чувствовал, как они тают на его лице, приятно охлаждают и успокаивают встревоженную душу. Он закрыл глаза, прислушиваясь к той магии, которая серебряными нитями привязала его к смертной девушке. И вдруг сразу понял, где она. Стрелой метнулся на восток, чуть не сбив по дороге ученого Сонгюнгвана, и остановился, невидимый ни для кого, возле ворот дворянского дома. Старый трехствольный вяз, не выдержав груза лет, треснул у основания, устало сложив тяжелые толстые ветви на каменный забор. Хозяева подставили деревянные подпорки, чтобы сохранить дерево, но Син видел, что это не поможет. У всего есть свой срок, и время древнего вяза подошло к концу.

Син скользнул в дом, успев просочиться в узкую щель почти закрывшейся двери, и увидел печальную картину. На расстеленной постели лежала женщина. Ее волосы были совсем седыми, а лицо словно высохло, но едва вздымавшаяся грудная клетка и подрагивавшие веки говорили о том, что она еще жива, хоть и доживает свои последние дни. Совсем как старый вяз во дворе ее дома. У постели больной сидели Енын и женщина средних лет с волосами, закрученными в низкий пучок, какие носили замужние дамы, а в углу комнаты скорчился невидимый для людей токкэби.

– Я не знала, что у матушки была ученица, – всхлипнула женщина, аккуратно вытирая платком глаза.

– Несколько лет назад я вынуждена была уехать из Ханяна, и мы потеряли с ней связь, – ответила Енын, печально глядя на больную. – Спасибо, что впустили и дали возможность проститься с ней.

– Она жила так уединенно… Мы с сестрой давно вышли замуж и вынужденно оставили ее одну. Как, должно быть, ей было одиноко! Мы не понимали ее увлечения гончарным делом, считали это странной забавой, поэтому после того, как она заболела, убрали все ее изделия в сарай. Однако только недавно я начала понимать, что, должно быть, так она спасалась от одиночества… А я так редко ее навещала… – Женщина зарыдала, судорожно прижимая руки к груди.

В глазах Енын стояли слезы. Ее чистая душа сочувствовала чужому горю, переживая его как свое собственное, и в сердце Сина что-то оборвалось. Никогда раньше он не испытывал ничего подобного, когда в груди невыносимо жжет и тянет. Так сильно, что хочется разорвать грудную клетку и выпустить все то, что давит, мешает, словно внутри этому неизведанному не хватает места. Эта юная девочка, сама того не ведая и не желая этого, показала ему, что значит быть человеком. Это было больно, это было страшно, но оно стоило всего.

– Простите, госпожа, вы же хотели попрощаться, оставлю вас наедине, – спохватилась хозяйка дома, поднимаясь на ноги.

Когда женщина ушла, из своего угла медленно вышел токкэби и опустился на колени рядом с бесчувственной госпожой. Син потрясенно смотрел, как по мохнатым щекам гоблина катятся большие капли слез, как его большие лапы тянутся к худой руке своей хозяйки, которая когда-то подарила ему жизнь.

– Творец всегда живет в своих созданиях, – тихо сказала Енын, украдкой вытирая слезы.

– Спасибо, спасибо вам, юная госпожа, – некрасиво всхлипывая, три раза до земли поклонился ей токкэби. – Вы сделали для меня больше, чем кто-либо за всю мою жизнь! Я выполню свое обещание!