Трали-вали

В окнах особенно красиво было, интересно. Таких больших он и не видел раньше… Большие-большие, а внутри подарки и люди… Только за стеклом. Большим стеклом, всегда прозрачным, как и нет его. Генка даже пальцем недоверчиво тыкал, а попадал в стекло. А за ним, разные тёти и дяди, даже дети, иногда. Одни сидят, другие стоят… Но почему-то они не двигались. И лица у них были одинаковые, и улыбки, только одежда разная… И стояли по разному и смотрели кто куда, некоторые прямо на Генку. Смотрели приветливо, но молча. Потому что за стеклом наверное были, или им нельзя было ни с кем разговаривать, запрещено было, только смотреть им было можно… Но лица совсем-совсем как у кукол, неподвижные-неподвижные…

Генка в очередной раз замедлял ход, снизу вверх заглядывал на них то одним глазом, то двумя сразу, подсмотреть хотел, как они повернутся к нему и глазом моргнут, привет, мол, малыш, как дела? Но они словно не видели Генку, смотрели на него и мимо… А тётя вела его дальше.

– А чего они там всё же делают? – спросил её Генка, указывая на оконные витрины…

Тётя не слышала, продолжала говорить о какой-то бабушке, которая тоже очень любит детей и сильно скучает… И если бы не какая-то реформа, или какое-то другое слово, ругательное… Генка не понял, прослушал, его люди в окнах интересовали, он посильнее дёрнул её за руку, опять спросил:

– А чего они там все делают?

– Что? – переспросила тётя наклоняясь к Генке. – Кто?

Генка свободной рукой с мороженым указал на людей в витринах…

– А, эти… Ничего не делают. – Пренебрежительно махнула она рукой. – Это манекены. Куклы такие для фасонов разных. – Потом язвительно добавила. – Чтобы бедный народ дразнить.

Про бедный народ Генка сразу понял, про него с мамой, значит, а в фасонах не разбирался, поэтому, мимо ушей пропустил. С одним был не согласен: куклы в окнах, его, например, не задирали, не дразнили… Наоборот, хорошие были, улыбчивые. Совсем не такие, как в его младшей группе, когда в детсад ходил. Там много было задиристых ребят, даже девчонок, противные такие, ябеды, дразнилы и задиры. Генка стукнул одного в отместку машинкой, грузовик такой, большой и красивый, самосвал, вся группа тут же наябедничала. Генку сразу же наказали, а потом и мама… Генка вспомнил про злую маму, нахмурился, искоса глянул на добрую тётю, сравнил их… Тётя была лучше, и мороженое очень-очень вкусное… Только быстро почему-то кончалось… Генка шёл, старательно облизывал таящее мороженое, чувствовал приятную сладость и настоящий холод во рту, вприпрыжку шёл…

Потом они ехали на метро… Это что-то шумное и ужасное. На эскалаторе Генка даже шевельнуться не мог, дрожал от страха, ну не дрожал, боялся. Внизу чуть было не упал, когда лестница кончилась. Спасибо тётя подхватила. Весь заледенев, как на деревянных ногах потом шёл… Так всё было удивительно и страшно… И воздух там был противный, как папина потная замасляная рабочая спецовка перед стиркой. Он и людей вокруг не видел, очнулся, когда где-то, пугая, взвизгнул сигнал поезда, неожиданно дохнул сильный душный ветер, и с воем подлетел огромный вагон. Генка тогда вообще сжался, превратился в маленького-маленького солдатика – игрушки у него такие дома были, оловянные, но добрая тётя дёрнула его за руку, и почти волоком втащила в поезд. Народу там было много. Даже очень много. Как в их детсадовском столовском коридоре перед обедом. Генку это почти успокоило, но с шумом закрылись двери, и вагон дёрнуло. Пол поехал, а часть людей вместе с Генкой чуть не упали назад, хватаясь друг за друга повалились. Генке вообще-то хоть бы что, он же маленький, он бы не упал, вокруг было много ног, но одна чуть не наступила на Генку, но спохватилась, опомнилась… Но потом всё быстро успокоилось, хотя всё равно было очень страшно. Очень громко почему-то гудел колёсами вагон, Генка крепко держался за тётину руку… Держался, держался… пока не вышли из вагона, и потом ещё… Пока вообще не выбрались на улицу, на солнце… Генка тогда всё для себя сразу решил: никогда он больше не будет ходить в это метро. Потому что оно не для него, не для детей…

Потом они ехали на автобусе, нет, на этом, на троллейбусе, который с усами, потом пешком не долго шли… Хотя Генка сильно устал. Очень даже. Так долго он никогда не ходил… В детсадовской группе попрыгал-попрыгал, сел куда захотел и забыл про усталость… Дома тоже, во дворе вообще хоть где садись… Но пришли. В подъезде пахло так же вонюче, как и в Генкином… Проехали в лифте, подошли к двери… За дверью глухо залаяла собака.

– Там собачка?! – обрадовано воскликнул Генка… Очень-очень обрадовано. Потому что всегда хотел, чтобы у них дома была собачка. Своя, маленькая такая, озорная и ласковая. Мама и слушать не хотела, кричала: «Нет, итак жизнь собачья… Ещё и за ней говно убирать?!» Так вот, ругалась, в общем…

– Да, – подтвердила тётя. – Это наш Рексик… Соску-учился пёсик по мамочке, соску-учился… – ласково ворковала она, возясь с ключом. – Сейчас я тебе открою… Накормлю, прогуляю… Мой хороший.