В такие минуты я забиваюсь в наш оборудованный для обслуживания гонок "Икарус" и начинаю медленно готовиться. В автобусе есть все. Это одновременно: гостиница, столовая и мастерская, рассчитанная на 5-6 человек. Он предмет зависти многих команд, но избавиться от мандража и здесь невозможно. В свое время я долго думал, чем объясняется предстартовая лихорадка и нужна ли она. Это не страх - тебя просто колотит, бросает то в жар, то в холод, знобит... И когда я уже стал методично воспитывать в себе умение подавлять лихорадку, мне встретился один врач-психолог. Он готовил олимпийскую сборную. "Это нормальное и нужное явление, - сказал психолог. - Организм готовится к колоссальным стрессовым нагрузкам, и происходит как бы самонакачка. Но здесь очень важно не переусердствовать!" Вот с тех пор я и стараюсь поддерживать мандраж умеренной силы, хотя удается это нередко с большим трудом.
Прохаживаясь туда-сюда по автобусу, медленно раздеваюсь до плавок, аккуратно складывая вещи в шкаф. Открываю другой, где лежит все спортивное обмундирование, и медленно, разглаживая каждую складку, начинаю одеваться. Сперва нижнее - нательное белье. Тончайшие трикотажные "ползунки" и рубашку из хлопка... Поверх этого тоже очень тонкий, но шерстяной комбинезон... Когда влезаю в две шкуры, остается третья - грубая синтетическая. "Молнии" пока не застегиваю, а то можно изжариться. Обувь тоже специальная - ботинки из очень мягкой кожи и с тонкой подошвой, позволяющей отлично чувствовать усилия на педали. Многие думают, что все пижонство, и ошибаются - удобно себя чувствовать во время гонки, тонко ощущать все - в сумме это дает даже не одну-две секунды выигрыша, а гораздо больше. Кстати, к спортивной обуви я всегда относился серьезно, и поэтому особенно приятно было увидеть в прошлом году в Финляндии, как чемпион мира по ралли Хану Миккола, садясь перед стартом на скоростном участке в спортивную машину, снимает что-то вроде галош, кладет их сзади себя и остается в ботинках, похожих на борцовки - практически без подошвы.
С обувью было все ясно с самого начала, а вот все остальное я приобрел гораздо позже, после того, как два года назад стал свидетелем ужасной трагедии. Польский гонщик не вписался на "формуле" в поворот, и его развернуло. Идущая сзади машина ударила в бок и рикошетом ушла дальше, а он загорелся. И никто не успел ничего сделать. Столб пламени полыхнул метров на десять вверх. Я сам видел, как загорелся его комбинезон и стал плавиться шлем. Гонщик шевелился, пытался выбраться, но все было кончено в несколько секунд... Как потом выяснилось, у него была сломана рука, и он даже не смог расстегнуть ремни.
От жутких воспоминаний оторвал знакомый голос входящего Виталия Борисова:
- Привет, маэстро! Дрожишь в одиночестве? Ну-ну, дрожи, только не перегрейся. - Я, видимо, еще не успел переключиться, и Виталий сразу это заметил. - Что-нибудь случилось? Ты чего как в воду опущенный?
Мы обнялись.
- Да вот вспомнил тот кошмар с поляком.
- Ну ты даешь! Нашел, о чем думать перед гонкой.
Виталий за последний год, что мы не виделись с ним, сильно располнел, но энергии у него не убавилось. Он ее излучал во всех направлениях. Схватил шлем, повертел его:
- Красивая игрушка. Высший класс!
- Я вот как раз думал, что такие игрушки порой жизнь спасают. Не знаю, как на деле, а все эти доспехи, если верить рекламе, позволяют сносно себя чувствовать в любом пекле около сорока секунд. А ведь за сорок секунд мы бы того парня вытащили.
- Ты чего на меня взъелся? Я что? Против, что ли? Наоборот - рад, что у тебя все на самом высоком уровне. Завидую белой завистью. Вчера, например, смотрел, как твоя "серебряная птица" проносилась мимо - аж слезы стали наворачиваться. А как мотор поет!
- Ладно, ладно - не успокаивай. А то расслаблюсь.
- Знаю я тебя, как ты расслабляешься. Глаза, вон, как две ледышки.
Виталий бросил в шлем перчатки и подшлемник, подергал зачем-то за шнур радиосвязи и аккуратно положил все в коробку.
- Леха, ты скажи, никак не могу успокоиться после вчерашнего - давно я не видел классных машин. Сколько ты на прямой винтил?
- Да, действительно, ты давно не видел приличных автомобилей. Сколько, говоришь, винтил? Да столько же, сколько и ты в свое время - восемь тысяч пятьсот оборотов в минуту.
- Ну ты не заливай! Я так двигатель никогда не мордовал. Все перепутал, это ты сам еще десять лет назад на контрольных заездах такое вытворял. Помнишь?
- Помню. До середины ночи вчера вспоминал. Теперь времена, брат, другие: не открутишь - не поедешь.
- Это у тебя предел - восемь с половиной?
- Кто его знает. Мой "генеральный" говорит, что еще можно подбросить пару-тройку сотен, а я боюсь.
- Да, кстати, а где твой этот, как его, Хуан, Мануэль, Гарсиа или Фанхио? Я его хочу попытать - чего он там с мотором придумал и сколько туда лошадей запихнул, - Виталий стал оглядываться по сторонам, как будто Паратин прятался от него.
- Костя на трассе. Секретов нет, а мощность... где-то сто тридцать - сто тридцать пять. Но у Властимила все равно больше.