Смерч, зародившийся внутри меня, теперь ворвался в голову, и она вот-вот готова была лопнуть от напряжения. И вдруг я растворился в этом буйстве гнева. Не стало машины, не стало меня самого, пропал голос Игоря. Только дорога, подобно серебряной реке, и скорость, скорость, скорость! Тело превратилось в НЕЧТО, стремительно летящее над поверхностью, видящее и в то же время тонко осязающее всей своей непонятной сутью каждую трещинку, ямку, бугорок. Это НЕЧТО охватывало сразу дорогу от края до края и далеко-далеко вперед. Оно точно знало: ехать нужно вот здесь, цепляясь за почти невидимую морщинку, а потом чуть влево и упереться вон в тот бугорок, а затем бесстрашно отпустить себя в свободное скольжение от одного края к другому, тогда почти у самого дерева можно будет цепко ухватиться за припорошенную снегом обочину.
Километра через четыре обогнал "жигуленка", а перед самым финишем, то есть километре на пятнадцатом-семнадцатом, обошел еще одну машину! Причем незадолго перед этим Игорь не выдержал и стал громко кричать, что, мол, я совсем рехнулся (другими, правда, словами), что так дальше дело не пойдет, это ни в какие рамки не лезет - он диктует "четвертый" поворот (то есть скорость восемьдесят), а я прохватываю его на все деньги. В завершение, своей истерики он бросая "легенду" вместе со стенограммой на пол, сложил по-наполеововски руки на груди и уставился якобы с безучастным видом в окно. Я это помню, потому что громкие вопли подействовали и я потихоньку стал приходить в себя. Причем "приходить в себя" в прямом смысле. Но лучше бы этого и не было. Окончательно "протрезвел" в момент, когда замолчавший было Игорь зло рявкнул: "Финиш!" Тут я увидел промелькнувшую справа судейскую машину и первое, что сделал, - бросил взгляд на спидометр. Стрелка оказалась за отметкой сто пятьдесят! Я тут же посмотрел вперед, и в животе сделалось холодно, он втянулся, а ноги стали большие и ватные. И немудрено: у меня до сих пор воспоминание об увиденном вызывает ощущения, близкие к тем, что тогда испытал.
Мы вихрем неслись по деревне, дорога-каток уходила чуть под горку и где-то через километр круто поворачивала влево. С обеих сторон глубокие кюветы, а через них к каждой избе перекинуты мостки. И вот тут, признаюсь честно, я струхнул. Выхода-то не было! Такую скорость по чистому льду да еще под горку мне на километре не погасить - это ясно как белый день. Не то что тормозить - я чуть газ убрал, как меня тут же поперек дороги поставило! Бросить машину в снежный кювет тоже нельзя: мостки слишком часто лежат, разберу машину под ноль, да и сами вряд ли уцелеем.
Вроде быстро думал, а полпути одолел. Поворот кошмаром надвигается, прожекторы уже выхватили из темноты зловеще толстые деревья и мощный сруб дома за ними. "Вот строят, - подумалось, - крепость, а не дом".
Взгляд на спидометр - сто двадцать. Проклятье! Надо в кювет нырять. Подвожу машину к девой канаве и, как только подошли к мосткам, кидаю ее прямо на настил. Машина слушается и, прокатив по нему левыми колесами, прыгает в канаву. Стена звездной белизны подсвеченного прожекторами, снега мгновенно вырастает перед нами. Я ослеплен, но это неважно - смотреть-то не на что. Торможу изо всех сил, одновременно включаю вторую передачу и выворачиваю колеса вправо, понимая, что, пока они заблокированы тормозами, поедем все равно прямо. Чувствую, что следующие мостки уже близко. Отпускаю тормоза и даю полный газ. При этом про себя гадаю - выскочим или не выскочим из кювета. Выскочили!
Только это произошло, я ходом, точно таким же способом ныряю в правый кювет. Когда же, пропахав его от мостка до мостка, опять пулей вылетел на дорогу, то, видимо, в чем-то ошибся и машину, развернув на сто восемьдесят градусов, понесло вдоль деревни задом наперед (веселенькая картинка!). Тут я решил - будь что будет, и опрокинул машину в левый кювет. Торможу из последних сил, а сам, упираясь в руль, вдавливаюсь в спинку сиденья и жду удара. Но мы, о чудо, собрав багажником гору снега, наконец останавливаемся! И сразу же обрушивается тишина. Ушам даже больно. Спрашиваю себя - почему так тихо? Ну да, правильно - мотор заглох на последнем кульбите. Весь расслабляюсь.
Первым очухался Игорь. Он по привычке рванул свою дверь, но машина сильно накренена на правый бок и все забито снегом. Тогда он берет документы, перелезает через меня и при этом говорит севшим голосом, но без злости:
- Да-а, Андреич! Ну и шутки у тебя!
Выбирается на дорогу, поскальзывается, падает, ругается:
- Вот, ети ее мать! Так и руку сломать можно.
Встает и бежит к судейской машине.