Трамвай без права пересадки

О вершинах думать хорошо — там, у их подножий. А чем ближе к самой вершине, тем сложнее становится о ней думать. Лучше уж и не думать вовсе, а просто идти. Идти и наслаждаться тем, что и ты сопричастен. Вон сколько нас, — он повёл взглядом вокруг, по плечам, головам, ногам бредущих впереди и рядом людей. Оглянулся назад и вниз, пробежал глазами по бесконечной извивающейся змее людского потока. — Вон сколько нас… И все — туда, к вершине, в едином порыве… Вместе.

Сбоку, метрах в пяти от тропы, под присмотром трёх полицейских расположилась дамочка–корреспондент в джинсах и канареечно–жёлтой футболке, а с ней — матёрый потный оператор в очках, в рубахе, распущенной до пупа.

Дамочка тараторила что–то в одетый синтетическим мехом микрофон.

Тараторила она явно не по–русски, но на горе странные вещи происходят, это Андрей заметил в первый же день. Да, вроде, по–английски она говорила. Или по–немецки? Француженка, как пить дать, — по распутным глазкам и фривольному взгляду видно, что француженка… Чёрт её знает, в общем, но Андрей всё понимал. Голос её доносился слабо и прерывался гулом многоголосья, то и дело поднимающимся над толпой паломников подобно волне прибоя, так что слышал он лишь обрывки репортажа, который передавала она глазу телекамеры.

— …ячи паломников со всего… ежедневно преодолевают тяжёлый … …ршины … ры. Учёные не могут … а … и выдвигают гипотезу … имеет инопланетное проис… Гло… …дра ш…ко буд…ла бок… и кур…чит …нка. Так это, или… … Но … же … что дума… …ти люди, че… хотят они, чего ждут … …го восхождения? Давайте спросим у … …ков.

Журналистка повернулась к веренице паломников и глаза её с профессиональной хваткостью побежали по лицам. Укусили взглядом одного, другого, остановились на Андрее.

Не надо! — мысленно попросил он. — Иди к чёрту! И даже, кажется, непроизвольно натянул на лицо угрожающую гримасу, подобно тому как насекомое демонстрирует свою предупреждающую окраску.

Но его мольба осталась незамеченной, или не подействовала в нужном смысле, или наборот привлекла — дамочка с микрофоном устремилась к нему. За ней, отдуваясь, телепался потный оператор.

— Это ваше первое восхождение? — взяла репортёр быка за рога, едва приблизившись, и поднесла мохнатый микрофон ко рту Андрея. Синюшный глаз камеры уставился в лицо.

— Да, — неохотно отозвался Андрей, всем своим видом давая понять, что смертельно устал и вообще недолюбливает прессу.

— Скажите, а что вы ожидаете увидеть на вершине? — не отставала дамочка.

— Не знаю, — пожал он плечами.

Глупый вопрос. Ожидай, не ожидай, всё равно увидишь совсем не то.

— С какими мыслями вы идёте туда, к пику? Какие чувства помогают вам преодолевать этот тяжёлый путь?

— Мыслей нет, — вяло солгал Андрей. Ну, чего эта канарейка пристала! — А чувства… чувство гордости, наверное. За людей, не побоявшихся трудного пути. За…

— За свою страну, да? — подсказала репортёр, почуяв заминку.

— Да, да, — кивнул Андрей. — Безусловно.

— Спасибо, — и дамочка, бросив его, вцепилась в какую–то толстую женщину справа.

Андрей собрался было прислушаться к тому, что будет отвечать толстуха, но его отвлекли.

— Франтишек! — услышал он визг. — Франтишек, не трогай! Я кому сказала, скотина ты этакая!

Он повернулся на голос и увидел сухонькую старушку, лет восьмидесяти с гаком, в солнцезащитных очках, которая легко и бодро поднималась по тропе. А её внучек — толстенный верзила–дебил с отвисшими до колен, сквозь улыбку, слюнями — остановился у обочины и тянулся к мохнатому розовому цветку.

— Ничего не понимает, — покачала головой старушка навстречу взгляду Андрея. — Глупый он у меня.

— Внук? — улыбнулся Андрей.

На кой чёрт он задал этот дурацкий вопрос? И так всё понятно, а старуха возьмёт сейчас да разразится историей своей жизни — не переслушаешь.

Но старушенция не разразилась.

— Сын, — ответила она коротко и шлёпнула Франтишека по руке, которой тот потянулся к её очкам.

— Угу, — почему–то смутился Андрей, кивнул и прибавил шагу, торопясь отойти подальше.

Тропа огибала мощную глыбу. Под сотнями обутых ног скрипели камешки, клубилась пыль. Те, кто нахватались дурацких слухов о горе и значении её для здоровья и кармы, шли босиком и теперь мучились, терзались и поблёскивали слезами на ресницах от того, что то и дело попадались под голую подошву острые камешки. Острые и горячие. Солнце и так пыхало зноем, а тут ещё и от горы поднимается странный жар, будто идёшь по воспалённому фурункулу на коже вулкана, который вот–вот прорвётся огненной лавой.

Андрей положил руку на шершавый бок глыбы. Бок был горяч, как батарея поздней осенью, когда топят ещё не на полную мощность.

— Не трогать!

Удар пришёлся на предплечье. Этот молодой, совсем ещё мальчишка, полицейский правильно выбрал место дислокации — притаился за камнем, так что предугадать его появление было невозможно. Наверняка это — хлебное место, здесь его резиновой палке есть где разгуляться, потому что едва ли не каждый из проходящих положит ладонь на булыгу. Хотя бы для того, чтобы опереться и не рухнуть, подскользнувшись на камешках, что брызжут из–под подошвы во все стороны.