Тем не менее, он усердно работал локтями, пробиваясь в плотной человеческой массе, и очень скоро ему удалось оказаться почти рядом с Маэстро. Тут Зритель вспомнил, что у него нет ничего, на чём мог бы расписаться великий исполнитель Пляс—Пигальского концерта. Он хотел уже было подставить рукав белой рубашки, но тут его потянули за этот самый рукав. Зритель повернулся. Перед ним стоял полицейский.
Полицейскому с трудом удавалось сохранять равновесие и равнодушное выражение лица, потому что со всех сторон его толкали, как досадную помеху. Один господин норовил как будто невзначай сбить с полисмена его островерхий шлем. Зритель вопросительно посмотрел на полицейского и поднял бровь. Правда, в следующий же момент он её опустил, подумав, что подобное поведение может показаться представителю власти вызывающим.
— Что вам угодно? — вежливо поинтересовался он.
— Это ваше место? — ласково спросил полицейский, указывая на худощавого господина, с коленей которого минуту назад слез Зритель.
— Да, — отвечал тот.
В ту же минуту на руках его щёлкнули наручники.
— Следуйте за мной, — велел полицейский голосом уже отнюдь не ласковым, а суровым и с недоброй укоризной. — Вы арестованы.
— В чём меня обвиняют? — недоуменно вопросил Зритель.
— В убийстве, — строго отвечал полицейский.
Присмотревшись, Зритель увидел, что худощавый господин, на коленях которого он сидел, на самом деле, похоже, не притворялся спящим. Кажется, он давно уже был мёртв. Возможно, он умер в тот момент, когда Зритель уселся на его колени. Зрителю было страшно подумать, что он, со своей необдуманной и грубой настойчивостью в завоевании места, мог стать причиной смерти человека.
Деваться было некуда. Он обречённо последовал за строгим полицейским, бросив беспомощный взгляд на Маэстро, чей долгожданный автограф был так близок. У него и мысли в голове не возникло о побеге или сопротивлении. А ведь он мог бы, пожалуй, толкнуть идущего впереди полисмена в спину и смешаться с толпой. Но Зритель был законопослушным гражданином.
Полисмен привёл его в кабинет директора, в котором был организован временный штаб полиции. Там уже сидели инспектор и городской обвинитель. Они встретили Зрителя осуждающими взглядами, а обвинитель даже прищурился.
— Вот, — сказал полицейский. — Был схвачен при попытке смешаться с толпой.
— Хорошо, — кивнул инспектор. — Я отмечу это в рапорте, вы наверняка получите поощрение.
Полицейский довольно вытянулся и пожал плечами.
— Я не ради поощрения, — сказал он неискренне. — Служба такая.
— Ваша фамилия? — обратился строгий инспектор к Зрителю.
— Бетховен, — отвечал тот.
— Бетховен? Так это вы сочинили Пляс—Пигальский концерт Бетховена? — вмешался обвинитель.
— Я.
— Позвольте пожать вашу руку! — обвинитель бросился к арестованному, пребольно схватил его кисть и принялся трясти.
Инспектор протянул протокол и ручку:
— Подпишите, пожалуйста. На память.
Бетховен оставил на бланке свою размашистую подпись. Довольный инспектор уселся на место и принялся быстро заполнять протокол.
— А мне и подписать нечего, — с сожалением произнёс полисмен. Потом вдруг просиял и бережно достал из внутреннего кармана кителя фотографию женщины. Женщина сидела в пол–оборота к объективу, была некрасива и как будто сердита на неизвестного фотографа.
— Вот, — произнёс полицейский, умильно улыбаясь фотографии и протягивая её Бетховену вместе с самопишущим пером. — Дорогой Розе на вечную память, с любовью и благодарностью, Бетховен.
— Я должен это написать? — поинтересовался Бетховен.
— Ей будет очень приятно, — кивнул полисмен.
Бетховен пожал плечами, взял перо и надписал на обороте фотографии нужные слова.
Между тем инспектор покончил с протоколом и передал его обвинителю. Тот вставил в глаз монокль, откинулся в директорском кресле и принялся внимательно читать.
— Хм… — произносил он то и дело, постукивая себя пальцем то по переносице, то по передним зубам. — Интересно… Вот как!..
Закончив чтение, вложил протокол внутрь чёрной папки, передал её инспектору и обратился к арестованному:
— Значит, вы признаёте себя виновным, господин Бетховен… Это хорошо, это очень осмотрительно с вашей стороны.
— Признаю? — смутился Бетховен.
— Ну да, — обвинитель строго и с подозрением заглянул ему в глаза. — А разве… нет?
Тут Бетховен заметил, что инспектор усиленно делает ему за плечом обвинителя знаки — подмигивает, кивает и отчаянно жестикулирует. Впрочем, смысл и назначение этих знаков, оставались непонятными. Тогда арестованный с мольбой посмотрел на полисмена, но тот отвёл глаза и даже отошёл к окну, повернувшись спиной.
— Мне очень жаль, если тот господин умер по… по моей неосторожности… — нерешительно произнёс Бетховен.
— Неосторожности?! — воскликнул обвинитель так неожиданно, что арестованный вздрогнул. Инспектор за спиной обвинителя сокрушённо покачал головой и вздохнул.
— То есть… — растерялся Бетховен. — То есть, мне очень жаль, что я невольно стал причиной смерти…