Трамвай без права пересадки

Когда открыл глаза, увидел, что обнимает Людочку из пятого отдела — свою так некстати разоблачённую, порочную любовь. Первым порывом было потянуться к ней губами, слиться в последнем прощальном поцелуе. Но Людочка внезапно обернулась крокодилом.

Когда крокодил разинул свою кошмарную, зловонную, голодную пасть прямо перед Ивановым лицом, тот закричал, стремительно отпрыгнул, упал на песок; потом отполз, вскочил на ноги и кинулся бежать со всех ног от ужасной рептилии.

Он бежал долго, стараясь не наступить случайно на какую–нибудь из омерзительных змей, что взялись, казалось, из неведомых Ивану измерений и кишели теперь под ногами. Бежал, пока не услышал воинственных воплей откуда–то спереди, со стороны океанского прибоя.

Перескочив очередную дюну, Иван увидел…

Улюлюкая, навстречу ему бежали два десятка аборигенов. Хмурые чёрные люди в набедренных повязках из листьев пальмы, поголовно татуированные, с копьями и дубинками в руках. Несомненно это были каннибалы. В первых рядах неслась к Ивану тяжелогрудая женщина в возрасте, размахивающая человеческой берцовой костью. Взгяд её не сулил ничего хорошего, а лицо поразило Ивана необыкновенным сходством с чертами тёщи, Екатерины Семёновны.

Он растерянно замер на месте, не в силах сейчас же и немедленно предпочесть, кем ему легче быть съеденным — крокодилом или черными братьями по биологическому виду. А тёща–атаманша вдруг, размахнувшись на всём скаку, метнула в Ивана своё оружие. Удар пришёлся точно в голову.

«Ох!» — успел подумать Иван, теряя сознание.

В следующую секунду он очутился в тесном пространстве, пропахшем пылью и сковавшем его по рукам и ногам. И только голова его да ступни торчали наружу из тесного чёрного короба. Дыхание перехватило, когда под яростные аплодисменты над ним склонился мужчина в чёрном фраке и с пилой в руках. Улыбнувшись тонкими бледными губами под хищным острым носом, фокусник приложил пилу к коробу и принялся споро перепиливать закричавшего Ивана.

Аплодисменты нарастали, переходя в овации по мере того, как пила приближалась к покрывшейся пупырышками страха Ивановой коже. Или то был шум океанского прибоя? Всё смешалось в голове нашего несчастного героя и, едва обретя сознание, он — слава богу! — снова потерял его…

Упирался в хмурое небо где–то высоко над головой Ивана башенный кран. Стрела неведомо зачем поднимала в хмурую высь огромную бетонную плиту, непонятно для чего и кому нужную на необитаемом острове, ибо никакой стройки рядом не было и даже не намечалось. Зато рядом была Иванова голова.

Натужно гудели и трепетали, подобно Лизиным натянутым нервам, тросы, радостно готовые немедленно не справиться с тяжестью. Ветер, который за всё время Ивановых мучений не ослаб ни на йоту, раскачивал плиту с такой лёгкостью, будто это был спичечный коробок. Похоже, выверял прицел.

«Ох!» — мелькнуло в Ивановом мозгу в последний момент, когда плита уже сорвалась с привязи и летела на рандеву с его головой. И ещё: «Не стой под стрелой!»

…

Приходил в сознание он долго и мучительно. Шумел беспокойный прибой. Болтался в набегавшей волне взъерошенный труп несчастной вороны, попавшей в переделку ни за что ни про что — только потому, что ей приспичило не вовремя каркнуть.

Открыв глаза и покосившись по сторонам, Иван увидел лежащего рядом всё того же крокодила. Задумчивый взгляд рептилии застыл на Ивановом лице.

Он закричал…

Эпилог

Прошли годы.

Иван так и живёт в Лизином воображении, на своём самом необитаемом острове. Необходимость в Иване возникает всё реже и реже, да и вспоминает о нём Лиза как–то уже без азарта: ну пройдёт иногда с неба небольшой камнепад, или случится нашествие прожорливых голодных крабов… но это же — так, мелочи.

Уже давно Лиза вышла замуж за Подоева, Иванова шефа, и живёт с ним в четырёхкомнатной квартире в районе Черенки, на улице Знаменской, в четвёртом для Подоева браке.

«Отпусти! — шепчет порой Иван в минуты вечерней слабости, с тоской глядя на неведомые созвездия Лизиного сознания. — Ну отпусти меня, Лизанька!»

Но Лиза не отпускает. Потому что мало ли что: вот разругается с Подоевым окончательно и устроит тогда Ивану землетрясение с падающими с неба крокодилами, тёщами и метеоритным дождём.

Послесловие

Мне вот подумалось: а ведь каждый человек по сути является богом всех людей.

И когда засыпаешь ты, ещё не факт, что засыпаешь именно ты, а не твой бог, в чьём воображении ты живёшь, на самом необитаемом из островов…

Засим и закончу.

Да и летающие бензопилы сбиваются за окном в стаю — пора перебираться в подпол.

Исшествие

И был день, и множество людей собралось вокруг него на торжище. И тогда сказал он присным и пришлым и всем им: не хочу больше слышать вас, ибо противны мне речения ваши, и помыслы ваши мне мерзки. Стану свободен от вас! И прутом лишил себя слуха. И стала тишь; и понял он, что это хорошо; и сладко было безмолвие духу его.

А те смотрели на него и говорили меж собой: что это за человек? праведен ли он, чтобы так обличать нас?