Сначала Варька отказала. Сказала, что у нее уже и муж есть и хозяйство тоже имеется и не маленькое. Да Витька-то – мужик видный, симпатичный даже, если не считать излишней мясистости сломанного во время бурной юности носа, а в своей косоворотке и вовсе первый парень на деревне – своими убедительными речами доказал как дважды два, что не жизнь у нее с Володькой, а сплошное мучение, что он ее держит за прислугу и домработницу вместе взятых, а он – Витька то бишь – обещает ее – Варьку – на руках носить и пылинки сдувать, потому как очень он истосковался без женских рук в доме, а о женской ласке и говорить нечего – захирел совсем без нее.
Слово за слово и через полчаса после начала разговора и через трехлитровый самовар отменного душистого чая, на травах настоянного, Варвара пошла собирать свои пожитки, которые ей Витька самолично помог перетащить к себе в дом. Володьке же была написана Варькой записка с путаным объяснением причин такого ее поступка.
Так вот и начал жить Витька с новой женой. Сам с утра в колхоз на работу, Варька по дому хозяйничает, со скотиной возится. И обед для нового мужа приготовит и ужином попотчует. Одним словом, жизнь у Витьки вернулась в прежнее размеренное русло. День живут, два. Все у них хорошо: и скотина сытая, и в доме чистота и порядок, и новый муж в накладе не остается.
Третий день совместной жизни Виктора и Варвары начался как обычно. И в середине его ничто не предвещало каких-либо неожиданных событий. Но вот только сели новоиспеченные муж и жена ужинать, глядь – к ним гость. И никто иной, как Володька – бывший Варькин муж. (По сути бывший, а “по пачпорту”, самый что ни на есть настоящий и законный супруг). Другой, может, и в драку бы полез, не посмотрев, что Витька первый кулачный боец в деревне, но Володька со своим метром шестьюдесятью и бесподобными робостью и застенчивостью, за которые получил в деревне прозвище “Мякиш”, только едва через порог переступил. Снял кепчонку, поклонился хозяевам. Стоит мнет ее в руках и сам мнется. И в избу не проходит и уходить, вроде бы, не собирается.
Но, как говорится, гость в дом – Бог в дом. И Витька, как всякий радушный и хлебосольный хозяин пригласил Володьку с ними поужинать.
– Да нет, Вить, – все также стоя у дверей и теребя шапку сказал Володька, – мне бы с Варварой переговорить.
– Да проходи, не стесняйся. И перестань картуз в руках вертухать, а то не ровен час развалится он у тебя, еще придется на новый тратиться, – широко и добродушно Витька рассмеялся своей шутке.
Тут и Варька с кастрюлей щей подошла. Увидала Володьку – смутилась, зашлась румянцем, а сама на Виктора смотрит, ждет, что тот скажет.
– Ну что молчишь, вот Варька-то. Поговорить хотел? Так начинай, не тяни. Или может вы посекретничать хотите? Может мне вас тут вдвоем оставить? – нехорошо прищурился Витька на молчащего гостя.
– Да нет… чего уж там… – засмущался вконец Володька и вдруг выдал, – Варь, пойдем домой, возвращайся, а?
– Так ведь дома она, – усмехнувшись заметил Витька, – или ты так не считаешь? – и снова нехорошо прищурился.
– Так-то оно, конечно, так, но… – окончательно растерялся Володька. И вдруг даже для самого себя неожиданно начал сбивчиво, стараясь смотреть исключительно на Варвару, но постоянно косясь в сторону Виктора, говорить о том, что в доме беспорядок, что скотина просто-таки пропадает, что огород зарос сорняком, что, в конце концов, он сам уже три дня как не евши.
Витька выслушал эту тираду с чувством собственного превосходства и с полным отсутствием какого-либо сочувствия. На Варьку же исповедь бывшего мужа произвела иное действие. Она вдруг поняла, что все то, что она исправила в Витькином хозяйстве, перешло в совсем недавно их с Володькой общий дом, что вся та неразбериха и запустение, с которыми она так скоро расправилась здесь, царят теперь там. В сердце ее появилось сомнение в правильности своего поступка и она, стараясь хоть как-то исправить сложившееся положение, сказала, обращаясь к Виктору:
– Вить, а давай он к нам переберется и скотину сюда перегоним. Что ему одному там мыкаться. У тебя ж дом вон какой большой, всем места хватит.
Такого поворота событий Витька ну никак не ожидал. Он как сидел, откинувшись к стене со скрещенными на груди руками, так и застыл в этой позе. Не застыло только лицо. На нем за те несколько секунд, которые потребовались для выхода из случившегося ступора, самодовольство сменилось удивлением, переросшим в огорчение, которое в свою очередь, превратилось в задумчивость. Когда же на лице Виктора появилась решительность, он начал говорить:
– Так, – сказал Витька, поднимаясь из-за стола, – вы что, оба совсем рехнулись? Вы мне решили из моего дома богадельню устроить, собес и… еще черт знает что? И все это под одной крышей? – все больше распалялся Виктор. – Вон оба отсюда!
– Вить… – начала было говорить, растерявшись от такой реакции Виктора, Варвара, но была тут же прервана громовым:
– Вон! И чтобы духу вашего в этом доме не было!
Трамвай и немножко странно