Читаем Трамвай «Желание» полностью

Исчезают за углом. Еще не замер безнадежный смех Бланш.

А в ответ ему — взрыв хохота из дома. И все громче и громче «синее пианино» и труба под сурдинку.

<p>КАРТИНА ТРЕТЬЯ</p>

Покерная ночь.

Есть у Ван-Гога картина — бильярдная ночью… Та же инфернальность полунощного свечения основных цветов простейшего спектра сейчас в кухне.

Над желтой клеенкой на кухонном столе — висячая лампа под ярко-зеленым стеклянным абажуром. На игроках, СТЭНЛИ, МИТЧЕ, СТИВЕ и ПАБЛО, разноцветные рубашки: густо-васильковая, пунцовая, белая в красную клетку, светло-зеленая; и сами они — мужчины в самом соку, и матерая мужественность их так же груба и непреложна, как основные цвета спектра.

На столе яркие ломти арбуза, бутылки из-под виски, стаканы. Спальня освещена довольно тускло, в два цвета — от лампы над кухонным столом, сквозь портьеру, и с улицы. Пока сдаются карты, игроки хранят молчание.

СТИВ. Так что открылось?

ПАБЛО. Пара валетов.

СТИВ. Прикупаю две.

ПАБПО. Тебе, Митч?..

МИТЧ. Вышел.

ПАБЛО. Одну — себе.

МИТЧ. Виски… есть еще охотники?

СТЭНЛИ. Я.

ПАБЛО. А не дойти ли взять на всех китайского рагу?

СТЭНЛИ. Я проигрываю, а у тебя разыгрался аппетит. Никто больше не набавляет? Откроемся? Открылись. Сдвинь-ка зад со стола, Митч, расселся! Раз игра, на столе должны быть только карты, монета и виски. (Его качнуло. Широким жестом смахнул со стола на пол арбузные корки.)

МИТЧ. Что, уже повело?

СТЭНЛИ. Кому сколько?

СТИВ. Мне три.

СТЭНЛИ. Я — одну.

МИТЧ. Опять вышел. Домой пора собираться.

СТЭНЛИ. Да заткнись ты.

МИТЧ. Мама больна. И не будет спать всю ночь, пока не дождется.

СТЭНЛИ. Ну и сидел бы при ней дома.

МИТЧ. Да это она… велит бывать на людях. Вот и ходишь. А что радости? Все думаю, как она там сейчас.

СТЭНЛИ. Ох, да катись ты, Христа ради.

ПАЕЛО. Что у тебя?

СТИВ. Флешь. Пики.

МИТЧ. У вас у всех жены. А я… вот не станет ее — останусь один как перст… Я — в ванную.

СТЭНЛИ. Возвращайся скорей, титьку дадим.

МИТЧ. А пошел ты… (Уходит в ванную.)

СТИВ (сдает). Семь на развод. (Сдавая, заводит очередную побасенку.) Сидит раз старик негр у себя на дворе; сидит, бросает цыплятам пригоршни кукурузных зерен… как вдруг — отчаянное кудахтанье, и из-за дома, сломя голову, молоденькая курочка; а за ней по пятам — петух; догнал, вскочил на нее…

СТЭНЛИ (нетерпеливо). Да сдавай же!

СТИВ. …но только приметил корм, тут же отпускает ее с миром и давай клевать зерно. А негр посмотрел и говорит: «Не дай бог самому так оголодать когда-нибудь!»

Стив и Пабло хохочут. На улице из-за угла показались СЕСТРЫ.

СТЕЛЛА. А игре и конца не видно.

БЛАНШ. Как я сейчас?

СТЕЛЛА. Очень хороша, Бланш.

БЛАНШ. Жарко, просто сил нет. Подожди, не открывай… сначала попудриться. Очень у меня умученный вид?

СТЕЛЛА. Да нет. Свежа, как маргаритка.

БЛАНШ. Которую несколько дней как сорвали.

Стелла открывает дверь, входят.

СТЕЛЛА. Так-так-так… а вы, друзья, как я погляжу, и не думаете кончать.

СТЭНЛИ. Откуда вы?

СТЕЛЛА. Были с Бланш на ревю. Бланш, это мистер Гонзалес и мистер Хаббел.

БЛАНШ. Пожалуйста, не вставайте.

СТЭНЛИ. А никто и не собирается, можете не беспокоиться.

СТЕЛЛА. И долго еще вы собираетесь играть?

СТЭНЛИ. Пока не кончим.

БЛАНШ. Да, покер так захватывает. Можно подсесть к кому-нибудь?

СТЭНЛИ. Нельзя. Может, к Юнис поднялись бы?

СТЕЛЛА. Что ты — половина третьего!

Бланш ушла в спальню и полузадернула портьеру.

Ну, что вам стоит, подсчитайтесь после следующей сдачи, а?..

Скрипнул стул. Стэнли звонко шлепает Стеллу по заду.

(Резко.) Не смешно, Стэнли.

Мужчины смеются.

(Уходит в спальню.) Как меня бесят эти его выходки при посторонних.

БЛАНШ. А приму-ка я ванну.

СТЕЛЛА. Опять?

БЛАНШ. Нервы. Что, занято?

СТЕЛЛА. Не знаю.

Бланш стучит. Дверь открылась, вытирая полотенцем руки, выходит МИТЧ.

БЛАНШ. А-а… здравствуйте.

МИТЧ. Здравствуйте. (Смотрит на нее во все глаза.)

СТЕЛЛА. Бланш, это Хэродд Митчел. Моя сестра, Бланш Дюбуа.

МИТЧ (с неуклюжей галантностью). Мое почтение, мисс Дюбуа.

СТЕЛЛА. Как здоровье мамы, Митч?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Борис Годунов
Борис Годунов

Фигура Бориса Годунова вызывает у многих историков явное неприятие. Он изображается «коварным», «лицемерным», «лукавым», а то и «преступным», ставшим в конечном итоге виновником Великой Смуты начала XVII века, когда Русское Государство фактически было разрушено. Но так ли это на самом деле? Виновен ли Борис в страшном преступлении - убийстве царевича Димитрия? Пожалуй, вся жизнь Бориса Годунова ставит перед потомками самые насущные вопросы. Как править, чтобы заслужить любовь своих подданных, и должна ли верховная власть стремиться к этой самой любви наперекор стратегическим интересам государства? Что значат предательство и отступничество от интересов страны во имя текущих клановых выгод и преференций? Где то мерило, которым можно измерить праведность властителей, и какие интересы должна выражать и отстаивать власть, чтобы заслужить признание потомков?История Бориса Годунова невероятно актуальна для России. Она поднимает и обнажает проблемы, бывшие злободневными и «вчера» и «позавчера»; таковыми они остаются и поныне.

Александр Николаевич Неизвестный автор Боханов , Александр Сергеевич Пушкин , Руслан Григорьевич Скрынников , Сергей Федорович Платонов , Юрий Иванович Федоров

Биографии и Мемуары / Драматургия / История / Учебная и научная литература / Документальное
Общежитие
Общежитие

"Хроника времён неразумного социализма" – так автор обозначил жанр двух книг "Муравейник Russia". В книгах рассказывается о жизни провинциальной России. Даже московские главы прежде всего о лимитчиках, так и не прижившихся в Москве. Общежитие, барак, движущийся железнодорожный вагон, забегаловка – не только фон, место действия, но и смыслообразующие метафоры неразумно устроенной жизни. В книгах десятки, если не сотни персонажей, и каждый имеет свой характер, своё лицо. Две части хроник – "Общежитие" и "Парус" – два смысловых центра: обывательское болото и движение жизни вопреки всему.Содержит нецензурную брань.

Владимир Макарович Шапко , Владимир Петрович Фролов , Владимир Яковлевич Зазубрин

Драматургия / Малые литературные формы прозы: рассказы, эссе, новеллы, феерия / Советская классическая проза / Самиздат, сетевая литература / Роман