трангл

- Нет, понимаю, Джон. Именно поэтому прошу, вернитесь. Вы должны. Он идёт по кругу, но этот круг - сужающаяся спираль.

- Я в курсе, что вами движет, и на вашем месте поступил бы точно так же, уверен. Но я не на вашем месте, а вы не на моём.

- Тогда поставьте себя на место Шерлока. Вы оставили его в самый неподходящий для этого момент. Я не могу судить вас, и навязывать что-либо, но честно признаюсь, готов убить.

- Думаю, это естественное желание, - у него получилось улыбнуться.

- Он любит, Джон, - даже такие слова из уст Майкрофта звучали, как заученный доклад на заседании в Парламенте, - Думаю, в первый раз он любит… так.

Джон подошёл близко и в последний момент успел поразиться тому, какие они всё-таки разные. Совсем ничего общего. А ведь родные братья и не так далеки друг от друга, как им обоим хотелось бы.

- Вы, наверное, думаете, у меня в жизни праздник. Думаете, наверное, что я бросил его. Так, как принято бросать. Или что ушёл. Знаете, я прекрасно понимаю ваши братские чувства, а взамен предлагаю не пытаться понять меня. Просто примите это и всё. Разойдёмся.

- У вас весьма оригинальный способ расходиться, - холод в голосе достиг критической точки.

Джон внезапно очень устал. Это “Он любит” произнесённое Майкрофтом, казалось, спорами чумы осело на стенах его нового жилища. А он так старался всё дезинфицировать. Содержать в стерильности.

- Просто осознайте, в чём проблема, - Джон повысил тон, умоляющий старшего Холмса уже не о том, чтобы тот оставил его в покое, а чтобы дал ему в морду, и был готов схлопотать в ответ.

Но Майкрофт предпочитал словесные баталии.

- Вы очень поумнели с ним, Джон. Но и я не идиот, слава Богу, - он шипел ему почти на ухо, пока в кружках стыл чай, - Вернитесь. Сейчас он ещё выберет вас, и с вами переживёт. Многим станет легче. В конце концов, ему не перережут глотку однажды где-нибудь в районе, подобном этому.

- Вам стоит больше доверять ему его же жизнь, - ответил Джон тошнотворной вежливостью, хотя ему хотелось рычать ему в лицо, что не сможет он вернуться, скорее сдохнет, замурует себя в стену, но не сможет.

Никто из них не знал, что так получится. Никто не знал, изменили бы они ход вещей, узнав наперёд. Любовная горячка. Кто может препарировать это состояние? Когда глядя со стороны не понять и на сотую долю – как это. А сгорая, словно на костре инквизиции, превращаешься во что-то другое. Незащищённое. Болезненное. Более чистое.

- Майкрофт, он не без меня не выживет, а со мной. И если вывихнута рука, её нужно вправлять. Больно, но необходимо.

- Возможно, вы её как раз и вправили.

- Нет, - Джон покачал головой. - К тому же есть вещи важнее.

Он был один такой. Джон никогда ему не говорил этого, как и других вещей, наверное, достаточно важных, чтобы быть сказанными вслух. Но молчаливое взаимопонимание было гораздо чище и правильнее, чем неловкая речь их обоих. А то, что совсем никому не нужно было знать, Джон держал при себе. Как то, например, что он гордился. До неприличия, до полной капитуляции его ментального индивидуализма. Когда Шерлок делал свою работу, филигранно раскрывая преступления, Джона распирало так, будто это он сам творит чудеса. Этого не знал даже Шерлок. Зато теперь вот знал Майкрофт.

- Есть вещи важнее? – старший Холмс всплеснул руками. – Важнее его жизни? Вашей общей жизни, раз уж на то пошло?

- Вот именно. Кроме него никто не сможет делать то, на что он способен. И не будет.

- Ваша жертвенность и благородство не должны распространяться так далеко. Они оборачиваются не против вас, - Майкрофт задержался у порога. - Против него.

Джон попрощался. И не стал говорить, что разницы никакой нет.

Одним вечером на лестнице зазвучали шаги. Они сменились стуком в дверь и в квартиру кто-то вошёл. Шерлок всё смотрел в зеркало. Долго смотрел, словно пытался отыскать там свое отражение, но не находил его. У того, в зазеркалье, были его черты лица – высокие скулы, широкая переносица, брови чуть светлее кудрей над ними, и глаза. Те же глаза, но в них гуляло что-то, не желая упорядочиваться, и задиристо отличало того, из зазеркалья, от Шерлока. Не давало пробиться к самому себе.

- Ты похудел.

- Да, - Холмс взял футляр и спокойно достал скрипку.

Со стороны двери едва слышно дохнуло волнением и неловкостью. Шерлока всегда забавляло, что людей так пугает тишина и спокойствие. Как будто в том, чтобы сосредоточиться и, скажем, подумать, было что-то неправильное. А ну как надумаешь что-нибудь. Он вскинул руку со смычком и начал играть.

- Шерлок.

Он закрыл глаза.

- Он теперь часто играет, - доверительно прошептала гостю миссис Хадсон, - Иногда ещё солнце не успеет встать, как он начинает.

- Это что, из Призрака Оперы?

Вопрос остался без ответа, скрипичное соло продолжалось около четверти часа, и инспектор, отказавшись от предложенного домовладелицей чая, всё это время наблюдал худую спину и движение руки. Доиграв, Шерлок положил скрипку на место, и со смычком в руках сел в кресло.

- Слушаю, Лестрейд.

- Как твои дела?

- Отлично.