Транс Латтэ: Забытый

Минуты казались вечностью. Латтэ была так напряжена, что слышала собственный пульс. Наконец, из кабины вышел медбрат. Он держал носилки, на которых лежал раненный. Подбежали еще несколько мужчин в белых халатах. Они окружили рыжеволосого Транса и, не отходя от вертолета, начали подсоединять к нему какие-то устройства. Немного повозившись, медики погрузили Рыжего на каталку и повезли в операционную.

Последовало еще пять невероятно долгих минут. Катя кусала пухлые губы до крови и ждала. Снова появился медбрат, несущий носилки. Девушка видела, как плавно выносят тело пострадавшего. Сначала показались ноги, затем торс, а потом голова. Все тело было укрыто белой простыней, даже лицо.

Катя с трудом сдерживала слезы. Она надеялась, что следующий будет жив, и им окажется Егор. Третий пострадавший тоже был накрыт с головой, но из-под покрывала виднелся фрагмент ботинка, в котором девушка узнала обувь Егора.

– Нет! – вырвалось у Кати. Она упала на пол и стала безудержно рыдать.

Перед глазами стояли картинки из сна. Девушка лежала и винила во всем себя. Ей нужно было отговорить Егора. Нужно было сбежать из этого места. Она должна была увидеть лицо снайпера с до боли знакомым голосом.

Казалось, жизнь кончена. Она чувствовала себя опустошенной. Одна во всем мире. В ее жизни никого не осталось. Чувство утраты разъедало внутренности и рвало сердце на куски.

Спустя час девушка услышала шаги в коридоре. Она была так подавлена, что даже не встала с пола. Кто-то подошел к ее двери. Затем послышался щелчок в замочной скважине. Ее заперли.

* * *

Дни тянулись медленно. Каждый предыдущий был похож на следующий. Диагностика, потом долгие беседы с профессорами. Кате быстро наскучила такая жизнь. Она чувствовала себя снова в тюремном проекте по изучению трансляции.

Только выходные были ее отдушиной. В такие дни девушка могла покидать клинику и гулять по городу с невероятно богатой историей. Девушке особенно нравились города, чьи корни уходят в века. В таких местах стены домов впитали атмосферу былых приключений. Ничто так не завораживало Катю, как соприкосновение с далеким и великим прошлым. Однако свое прошлое девушка предпочитала не вспоминать. Пережив в памяти смерть Свиристеля, она больше мысленно не возвращалась в дни, когда была подопытной.

Однажды, гуляя по улицам Иерусалима, девушка решила передохнуть в кафе. Солнечный день, удачно дополненный чашкой зеленого чая, дарил ощущение спокойствия и безмятежности.

– Мария… – почти на русском услышала Катя.

Думая, что рядом земляки, девушка обернулась. Но впечатление было ошибочным. Это была местная женщина с дочкой. Поскольку кафе было дорогим, мама девочки была дорого одета. Вопреки прекрасному воспитанию, обеспеченная дама кричала на свою дочь, которая при этом лежала на полу. Чем была взволнованна израильтянка, Катя сразу понять не смогла. Правила воспитания у еврейских семей были мягкими, детям позволялось все, что не может сильно навредить здоровью. Катюша много раз видела, как детки, разыгравшись, падали на землю, но никто их не ругал.

Подбежал официант. Мама лежащей девочки что-то начала ему объяснять. По щекам женщины катились слезы. Молодой сотрудник кафе присел рядом с ребенком и начал что-то говорить ребенку. Израильтянка вмешалась и начала что-то скомканно объяснять молодому человеку.