Моя рука непроизвольно тянется через пространство, которое нас разделяет. Его глаза закрываются, и я клянусь, что воздух вокруг нас меняется. Кончиками пальцев я почти касаюсь щетины на его подбородке.
Вдали слышен выхлоп машины или огнестрельный выстрел, и я вдруг застываю на месте.
Перед глазами все плывет, меня поглощает черный туман, и тогда я закрываю глаза, но картинки становятся более реальными.
Изображение плоти.
Багровые ручьи.
Дикий человеческий крик так ужасен, что это разбивает мне сердце.
Мою грудь сковывает. Меня оглушает шум. Он повсюду, он засасывает, душит меня.
Меня обнимают две руки.
Притягивают ближе.
Шепот.
Легкий поцелуй касается моих волос.
— Я держу тебя. Я здесь. Дыши. Помнишь, чему я тебя учил. Вдох. Теперь посчитаем, раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь. Выдох.
Воздух из моих легких вырывается с резким выдохом.
— Медленнее. Медленно. Вдох.
Я начинаю успокаиваться. Волнение в груди слабеет, и я продолжаю следовать указаниям Престона. Это помогает мне восстановить свое дыхание, я понимаю, что сейчас успокоилась. Престон помог мне справиться. Он сделал все идеально.
— Ты молодец.
Его руки выписываю круги, перемещаясь вверх по моей спине, он словно баюкает меня, приводя в спокойное состояние. Наше дыхание становится ровным. Наши тела прижимаются близко друг к другу. Мурашки пробегают по моему телу, и я поднимаю голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Его зрачки расширены, голубой почти полностью исчез. Его дыхание щекочет мои губы.
— У меня есть ты.
Наклоняюсь ближе, позволяя воздуху, который он выдыхает, еще сильнее приблизиться к моим губам. Поцелуй меня.
Прямо сейчас, в этой комнате, он не смотрит на меня как врач. Он не смотрит на меня как на пациента. Нет. Сейчас он смотрит на меня как мужчина, желающий женщину.
Мои глаза закрываются, и я сокращаю расстояние. Как мои губы находят его, мое тело движется назад. Он разрывает нашу связь.
Отталкивает меня.
Я встречаюсь с ним взглядом. Теперь там пустота. Он закрыт. Тепло исчезло. В его взгляде больше нет понимания.
Он отстраняется и легонько подталкивает меня обратно к дивану. К тому времени, как все произошло, моя тревога уменьшилась, но теперь мне холодно от равнодушия, которое читается в его глазах.
— Посиди. Я сделаю тебе что-нибудь выпить. Может, нужен холодный компресс? — спрашивает он, и я киваю.
Мне не хватает мужества, чтобы найти слова.
Когда он возвращается, его отчужденность возрастает. Он даже не смотрит в глаза, пока усаживается на свое место напротив меня. Я словно разваливаюсь на части, но не говорю ни слова, боюсь результата.
— Я очень сожалею о том, что произошло ранее. Это полностью моя вина, я перешел черту.
— Ничего не произошло. Все нормально, — выдавливаю я.
— Это не нормально. Я пересек черту, когда утешал тебя, и думаю, для твоего лечения было бы лучше, если бы я направил тебя к другому врачу.
— Нет, ты не можешь это сделать, — умоляю я.
— Я больше не могу быть твоим психотерапевтом, — он не смотрит мне в глаза, и это разрывает меня в клочья.
— Но почему?
Замешательство, переходящее в злость, сковывает все внутри, но он не все еще не смотрит на меня.
— Что ж, я…
— Я понимаю, — бормочу я, а затем его глаза, наконец, встречаются с моими. В них грусть и отстраненность.
— Нет, ты не понимаешь, но, пожалуйста, поверь мне. Я думаю, что так будет лучше.
Мне нужно уйти. Мне нужно сбежать пока очередной приступ паники не взял верх. Если я сейчас уйду, ничего не случится.
— Это моя вина. Мне не нужен еще один врач. Я буду соблюдать дистанцию. Все будет нормально.
Я встаю и направляюсь к двери. Если я сейчас уйду, он не сможет прервать мое лечение. Он не может бросить меня.
— Ева…
— Увидимся позже, доктор.
Выхожу в коридор, закрывая за собой дверь. Если не слушать, что он скажет, что это не будет иметь силу.
Вдох…
Это не реально.
Глава 24
Несколько дней спустя, лежа на диване, слышу звук открывающейся входной двери. Затем слышу стук каблуков Сидни и как она входит в гостиную. Отложив свой дневник, смотрю в ее сторону.
— Привет, — бормочу я и сажусь в кресло.
Знаю, что не должна злиться на нее. Понимаю, что мне нужно принять это.
— Как прошел твой день? — спрашивает она, кусая нижнюю губу.
Она нервничает, не зная, как вести себя со мной. Мне нужно простить ее. Мне нужно сказать ей, что все в порядке. Престон прав. Дело не в том, что у Сидни и Ричарда был секс. Тут другое. Дело в нем — в Ричарде. Я слишком идеализировала его. На мой взгляд, он не мог сделать ничего плохого, и осознание того, что он был всего лишь человек, человек, который совершал ошибки, меня угнетает. Я должна простить ее, потому что это не имеет никакого отношения к ней, это связано со мной. Мои губы подрагивают. Я натянуто улыбаюсь, но это все, что могу предложить ей прямо сейчас.