Трансформация

Вдруг началось: шевеление дождя, капля за каплей сначала еле дотрагивались до стекла, затем, осмелев и рассвирепев на мое молчание, обрушились на все мои окна, и даже словно стучали – в попытках выломать – в дверь, выходящую на лестничную клетку, всполохи молний, вскрики вод, головы капель летят по водосточной трубе, и все дрожит и громыхает, и подоконник вот-вот отвалится. На балконе было белье, которое я решил собрать; ветер ухал и свистел, залетая сквозь открытые и закрытые окна, сквозь форточки, пролетая вдоль дома от одного окна к другому, путаясь, с грохотом ударяясь о стены и напрочь срывая со стен картины с обоями, и засушенные цветы, привязанные к потолку, и роняя ведра, и швабры, и гладильные доски, как ненасытный дух, разозленный отсутствием подношений. Гром взрёвывал после ударов молний, бивших в телевизионную вышку (всегда метко туда), ломая волю к жизни и бесстрашие перед стихией, уверенность в надежности бетонных блоков серых панелек. Дрожали окна. Я собирал белье. После того жуткого затишья двигаться во время бури было можно и (кем?-то) разрешено, – принес себе два стула (один, чтобы сидеть, второй – чтобы был пустым), поставил напротив окна, и стал вдыхать сквозь закрытые створки запах сырой (земли и) листвы…

… как сдвиг тектонических плит и разрыв перепонок

так облака распадались на свежий воздух,

и взрыв,

голубое небо и солнце, и запах сырой (земли и) весны,

и повсюду был ты, во вздохах, в голубизне полунОчного неба

– 

ты!

…

В соседней комнате что-то завыло, или, скорее, замычало. Я даже не обернулся – настолько это было подходяще и естественно.

Туча редела, но дождь все еще лил, зигзагами капель, как хлыстами, полосуя стекло и стены домов, нежные листья деревьев на могучих стволах, чьи-то лица и мокрые простыни, наказывая мир за его ..? существование? да, может, и так. Я мечтал, представляя, как смягчается белый шум, превращаясь в апрельскую капель, в майские слезы, в июньскую туманную росу; мне стало так легко, и я захотел подставить волосы и руки под ливень, впитать, будто корнями, влагу из промоченной земли. Вместо этого я взял коричневый переплет книги под руку и прислонился к стеклу, так что вибрации от разбивающихся капель ударялись мне в затылок и стал по памяти читать чьи-то стихи. В соседней комнате опять кто-то застонал (наверное, домовой боится грозы), небо разбилось молнией и гром накрыл меня с головой, чуть не разбив стекло. Я очнулся от дрёмы, которой мамы пугают своих детей, чтобы те шли вовремя спать; встрепенулся, как промокшая птичка. Хорошо быть дома, когда на улице такое безумие. Медленных вдох на 10 секунд, затем задержать дыхание, затем выдох, еще более медленный. После такого дыхания хотелось больше уже не дышать; я весь превращался в мир, а, значит, мир превращался в меня. Я всегда любил летний дождь.

Мир растворился для тучи и пропал. Серость смывало ветром, город стоял освеженный и взмокший, и запах дождя растекался вдоль луж по улицам, взбивался первыми спешащими нерешительными шагами. Все отмирало. Остаться могли лишь облака, похожие на огромные замки, черепах и пиратские корабли, остальным не было места.

В закатном солнце после дневной духоты, которую смыло дождем пропал ненавидимый прокуратором город…

Вдруг – солнце (!) выскочило из-за тучи, как из засады и вонзилось мне в глаз, а сквозь глаз – в сердце, и я весь стал – солнце, горящее, обжигающее, закатно-июльское. Солнечное сознание подсказало мне, что пора выдвигаться на встречу к С., которая наверняка сейчас сидела в ванне и прихорашивалась. Масло для тела, крема, лосьоны с запахом спа, маски для лица, благовония из индийской лавки, запах которых цеплялся за волосы и в них поселялся. После этого она пахла ангельски и не по-человечьи, и я нежно любил ее за это. Мы договорились собраться у нее, а, значит, обязательно будем гадать на друзей, подруг, на себя, на скорое будущее, и она будет объяснять мне, что оно «многовариантно», хотя этот термин я уже выучил, и на прошлое наших давнишних или новоприобретенных знакомых с целью анализа детских травм, и к чему они приводят, а потом будем пить вино и болтать, болтать, болтать целую вечность обо всем и ни о чем. С. настоящий спец в гаданиях, мы так собирались и гадали на всех и все подряд сколько себя помню, еще со школы. Всегда бродяжнические бутерброды с сыром, горячий чай, в последнее время чуть ли не полностью разбавленный вином, во всяком случае, 60/40 минимум, тихий свет, какие-то шорохи по углам, в ответ на которые она либо смеется и просит домового перестать, либо испуганно оборачивается и тревожно затихает.