Трансформация. Африканская история

– Я тебе покажу «вот и я»! – с лицом фурии побежала она по направлению к олигарху. Тот, поняв, что прием будет более теплым, чем ожидалось, спрятался за Мишку и курсанта.

– Вот это чувства, вот это любовь! – умилилась Алла.

– Где бы мне найти такую, б… – смахнула слезу Анжела.

Через несколько дней Себастьян и Мишка сидели в своей минской квартире и вспоминали ужас прошедших событий.

– А все-таки неплохо было. Развеялись от скучной офисной рутины, – запрокинув задние лапы на табуретку, промяукал Себастьян.

– Я избавлю тебя от этой рутины, больше на работу позорить меня ты не пойдешь! – отрезал Мишка.

– И это говорит боевой товарищ! – оскорбился Себастьян и, гордо задрав хвост, ретировался на подоконник – наблюдать за бурлящей городской жизнью.

А где-то в полесских лесах по глухой тропинке двигалось странное существо, одетое в грязную немецкую офицерскую форму с черепом на фуражке.

– Радуйтесь, радуйтесь, людские сфиньи. Но это есть еще не победа! Я еще фернусь! – прошипело создание и пропало в густой чаще.

Африканская симфония

Редкие прохожие возле дома по адресу Озерная, 45 опасливо косились на окна первого этажа. Оттуда доносился странный шум, похожий на звуки кошачьей оргии, которую эти милые животные устроили бы еще и на работающей лесопилке. Слыша странный грохот, грузные мужчины ускоряли шаг, а маленькие старушки крестились и что-то шептали: то ли про адских бесов и наркоманов малолетних, то ли про малолетних бесов и адских наркоманов – разобрать было трудно. Только человек с необычайно острым слухом мог изредка разобрать отдельные слова из всего звукового потока, именуемого песней.

А слова были следующего содержания: «Кровь, кровь тиранов наполняет наши реки! Воздух свободы рвет наши легкие!». С улицы казалось, что эту оригинальную поэтическую тираду мог извлечь из себя только смелый двухметровый гигант. Но это только казалось. На самом деле хозяйка жуткого нечеловеческого визга была около метра шестидесяти ростом, и то на высоких каблуках, и звали будущую грозу оперных див планеты просто – Маруся. В музыкальной тусовке её величали еще проще – Белка. Никто не помнил, откуда взялось это прозвище, но сами металлюги шутили: мол, будешь много пить, так к тебе средь бела дня явится белка. Но Белка представляла себя милым пушистым зверьком, которого распирает изнутри дух творчества. Неподалеку от девушки самозабвенно дергал струны кудрявый парнишка среднего роста – Веня Гольцберг, которого Белка в шутку звала Марком. Она в каком-то новомодном сериале услышала, что Марк – это сугубо еврейское имя, и поэтому при каждом удобном случае употребляла его по отношению к Вене в разных уменьшительно-ласкательных формах.

Веня-Марк рос в классической еврейской семье и на гитаре стал играть по причине того, что на его скрипку во время празднования папиного дня рождения присела тетя Роза, а так как родственница была женщиной очень объемной, то скрипка приказала долго жить. Тогда в семье рассудили, что гитара по форме напоминает скрипку, и теоретически можно попробовать поучиться игре на этом инструменте. Правда, очень скоро мама Вени пожалела об этом решении, и, когда мальчик на всю квартиру нарезал очередные пассажи из песни AC DC, она, вздыхая, говорила: «Венечка, солнце мое, ты сильно не увлекайся искусством, а то закончишь, как дядя Боря». Что случилось с дядей Борей, Веня не знал, но, судя по атмосфере мрачной тайны вокруг его судьбы, ничего хорошего из будущей музыкальной карьеры Вени получиться не могло. В углу комнаты с яростным видом лупил по барабанам коренастый лысоватый мужичок средних лет – Федор Степанович, в коллективе именуемый просто Степанычем. Он не понимал, что за музыку они играли, и можно ли это вообще называть музыкой, но группа была отличным поводом слинять от жены и детей. Семья безропотно отпускала кормильца на репетиции, потому что считала его очень талантливым барабанщиком, почти гением, который в недалеком прекрасном будущем станет всемирно известным, и это несомненно улучшит нынешнее незавидное положение семейства Степаныча.

Внезапно Степаныч прекратил играть. Вслед за ним, повинуясь духу коллективизма, перестал бить по струнам Веня, и только Белка истошно продолжала вопить: «Кровь! Кровь!». Степаныч начал ее пародировать, выпучив глаза и скривив рот в вампирской гримасе. Веня засмеялся и, весело похрюкивая, обнял колонку, чтобы сохранить равновесие. Рок-дива заметила это явное неуважение к ее звездной персоне и, швырнув микрофон в нарушителя спокойствия за ударной установкой, прошипела:

– Что вы ржете, бездари! Сначала играть научитесь, а потом веселитесь!

Степаныч, все еще давясь от смеха, ответил:

– Белочка, лапочка, а можно что-то сделать с репертуаром? Есть ли что-нибудь более лирично-романтическое? Вот в духе Цоя, например, «белый снег, серый лед»?