С великой любовь,
Мохаммед Али Баба».
Белка закончила читать и вопросительно посмотрела на ребят. В комнате стояла полнейшая тишина, и только под потолком слышалось жужжание залетевшей с улицы мухи.
– Чем ты думаешь, Фонарь?И какие мысли у тебя сейчас в устройстве, которое располагается над шеей? – поинтересовалась девушка.
Фонарь посмотрел на потолок и задумчиво произнес:
– Я думаю вот о чем: как муха может ползать по потолку и не падать вниз? Что в ней есть такого, чего нет во мне?
Веня тоже поднял глаза на потолок и сказал:
– Все дело в том, что муха по-иному смотрит на мироздание, нежели ты, Фонарь. Она не сковывает себя рамками нашего материального мира. Расширь сознание, и ты тоже будешь ползать по стенам, параллельно играя на бас-гитаре партию из какой-нибудь песни «Металлики».
Белка со вздохом опустилась на стул и запричитала:
– Ну зачем, зачем я бросила технологический колледж? Изучала ж нужную в народном хозяйстве специальность – наладчик доильного оборудования. Сейчас налаживала бы себе – и в ус не дула. Не пела бы в группе под названием «Три дебила и Фея».
– Вообще-то мы называемся «Стальные крысы», – поправил ее Степаныч.
– Ах, спасибо за напоминание! Лично я после прочтения этого письма переименовываю нашу группу! – крикнула Белка. – В общем, я домой, репетировать сегодня нет настроения. Завтра созвонимся! – И, подобрав с пола свой рюкзак, ушла, гулко хлопнув дверью.
Фонарь и Веня продолжали увлеченно наблюдать за мухой, а Степаныч о чем– то задумался, тихонько касаясь барабанной палочкой тарелки на ударной установке, которая издавала нежный металлический звук, смешиваясь с радостным жужжанием мухи – и все это можно было бы назвать Мушиной симфонией № 4.
– А я бы поехал в эту забытую богом Сомали, – сказал Степаныч и изо всех сил хряснул, уже обеими палочками, по тарелкам, которые издали такой жуткий звон, что заставили резко вздрогнуть Веню и Фонаря, а муху – замереть на одном месте.
Степаныч крепко спал и видел красочный завораживающий сон: будто он в белой, обтягивающей мощный торс майке и в легких льняных шортах идет по пляжу. Ноги приятно слегка проваливаются в белый прохладный песок, а в лицо дует свежий морской бриз. Утро, и солнце только-только взошло, и прозрачные морские волны с нежным шелестом накатывают на берег. Степаныч идет прямиком к девушке, которая сидит на песке и ловит ногами пенную морскую влагу. Красавица оборачивается к Степанычу и с легким французским акцентом томно произносит:
– О, хдье ти бил, Стьепьяныч? Я так ждьял тебя этой ночь.
– Срочно надо было разруливать дела с поставкой нефти из Нигерии, любовь моя, – говорит Степаныч. – Ну а теперь не будем терять время и займемся другим делом, – и он привычным движением закоренелого мачо привлек девушку к себе и начал гладить ее трепетное тело.
– О, уи, уи, мон шери, – шептала в неге красавица.
Степаныч нажал на ее упругую грудь, но тут внезапно раздался звук дверного звонка. Степаныч опешил, но только он снова попытался прикоснуться к груди знойной красавицы, как опять раздался звук дверного звонка.
– Что за хрень! – встревожился он и проснулся от резкого удара в бок.
– Вставай, чего лежишь? В дверь звонят! – проворчала его супруга Люся.
– Блин, два часа ночи, кого черти принесли, такой сон обломали, – недовольно ворчал Степаныч, ища ногами на полу тапки.
Шаркая по полу, он добрался до двери и хрипло спросил:
– Кто там? У нас, славян, гонцов в два часа ночи принято сразу кастрировать!
– А если нельзя кастрировать по физиологическим причинам? Может можно помиловать? – пропищал из-за двери тонкий девичий голосок.
– Белка, йоптель-моптель, ты, что ли? – удивленно переспросил Степаныч.
– Я, я, и мне очень нравится беседовать за закрытой дверью, – опять пропищал голосок.
– Ах, пардон, мадемуазель, – усмехнулся Степаныч, открыл дверь и бочком прошмыгнул на лестничную клетку.
– Извини, жена спит, в квартире комендантский час. Ой, что это с тобой, душа моя? – участливо спросил Степаныч, оглядывая Белку.
Выглядела она и в самом деле уже не так воинственно, как на репетиции: бледная, с опущенными плечами, девушка, казалось, стала в полтора раза меньше. В голосе уже отсутствовала былая наглость. В один миг рок-дива превратилась в милое и кроткое создание.
– Ох, такая нелепая нелепость получилась, – выдохнула Белка и села на ступеньку лестницы.
– Да-да, и случайная случайность. Ты не томи, продолжай, – с нетерпением сказал Степаныч.