Вторым фактором, способствовавшим снижению смертности там, где теория находила практическое применение, стали новые знания о профилактике заболеваний. Как и "демографический переход", эпидемиологический переход проявлялся в разное время в разных частях света. В целом в течение XIX века шансы стать жертвой массовой вспышки болезни, которую демографы называют кризисом смертности, уменьшались. Для северо-западной Европы описана следующая последовательность: На первом этапе, начавшемся в 1600 г. и достигшем своего пика между 1670 и 1750 годами, такие болезни, как бубонная чума и тиф, утратили свое значение. На втором этапе отступили такие смертельно опасные инфекционные заболевания, как скарлатина, дифтерия и коклюш. На третьем этапе, начавшемся около 1850 года, постепенно снижалось значение респираторных заболеваний, кроме туберкулеза. Наконец, в ХХ веке постепенно сформировался привычный для всех европейских обществ профиль смертности: основными причинами смерти стали болезни сердца и кровообращения, а также онкологические заболевания. Для каждого региона мира можно составить свой баланс старых и новых болезней.
Туберкулез относится к тем заболеваниям эпохи, которые считаются новыми. Поскольку он был признан единой картиной болезни только в начале XIX века, о его появлении в более ранние времена можно сказать немного. Несомненно, он был более распространен, чем об этом свидетельствуют исторические документы. Мы можем быть уверены, что она была эндемична в различных частях Евразии и Северной Африки, а также, вероятно, в "доколумбовой" Америке. Но его впечатляющее распространение в XIX веке сделало его фишкой эпохи не только в новых рабочих пригородах, но и в гостиных высшего общества. Одной из самых известных его жертв стала куртизанка Мари Дюплесси, увековеченная как "Дама с камелиями" в одноименном романе Александра Дюма (1848 г.) и как Виолетта в опере Джузеппе Верди "Травиата" (1853 г.). В первой половине века смертность во Франции выросла вдвое. После Первой мировой войны она по-прежнему оставалась одним из главных социальных бедствий, борьба с которым в рамках политики здравоохранения давала неутешительные результаты. Лекарств для его лечения не существовало до 1944 года, а по-настоящему эффективные препараты появились только в 1966 году. Поскольку считалось, что туберкулез передается по наследству, в семьях буржуазии его часто скрывали. Но замалчивание было невозможно в отношении выдающихся личностей, заболевших туберкулезом, - от Джона Китса (1821) до Фредерика Шопена (1849), от Роберта Луиса Стивенсона (1894) до Антона Чехова (1904) и Франца Кафки (1924).
Лечение, которое богатые люди начали искать в 1880-х годах в новом архипелаге горных санаториев, привело к появлению особого вида международной полуобщественной сферы. Здесь они были сами по себе, но не одиноки: они отдыхали, питались здоровой пищей, избавлялись от стрессов большого города и охотно подчинялись тирании персонала. В романе Томаса Манна "Волшебная гора" (1924 г.), действие которого происходит в альпийском санатории в годы, предшествовавшие Первой мировой войне, изображено одно из таких характерных учреждений, возникавших даже в Корее, где пятая часть населения была инфицирована. В Японии число туберкулезных больных также резко возросло после начала века и вновь снизилось только после 1919 года. Японские ученые тщательно изучали новые западные открытия в области туберкулеза, но по этой причине иногда долго не могли принять соответствующие меры. Только спустя несколько десятилетий после простого и эмпирического выделения Робертом Кохом туберкулезной палочки (1882 г.) и создания в 1890-х годах эффективной вакцины японская медицина была готова принять клиническую картину туберкулеза как единого инфекционного заболевания. Но на этом дело не закончилось, поскольку, как и в Европе, продолжалось расхождение между народными и научными представлениями. Большинство населения Японии придерживалось мнения, что "туберкулез" - это наследственное заболевание, которое нужно максимально скрывать, в то время как медицинские чиновники стремились зафиксировать как можно больше случаев заболевания. Наследственная теория нравилась и владельцам фабрик, поскольку избавляла их от необходимости улучшать условия труда. Ведь самую большую группу носителей в Японии составляли работницы шелковой и хлопчатобумажной промышленности, которые впоследствии распространяли болезнь в родных деревнях.