Трансформация мира. История XIX века

Распространение массовой грамотности в XIX веке было прежде всего процессом европейской культурной истории. На этом континенте - только в Китае мы находим что-то сопоставимое, не оказывающее влияния друг на друга, - то там, то здесь существовали корни более древней традиции чтения книг, восходящей к эпохе Реформации или "народного просвещения" с его акцентом на практическую педагогику. Девятнадцатый век продолжил эти тенденции и придал им определенную законченность. Именно подъем массового образования в сочетании с "научной революцией" раннего Нового времени заложил ключевые основы нашей эпохи. Помимо функционального аспекта повышения компетентности, грамотность приобрела новое символическое значение как выражение прогресса, цивилизации и национальной сплоченности, создавая воображаемое сообщество людей, способных не только общаться друг с другом, но и направляться к общим целям. К 1920 году мужское население крупных европейских стран, а также часть женского населения владели навыками чтения и письма.

Чтобы не создавалось впечатление, что образованный континент сталкивается с миром, утопающим в невежестве, необходимо провести некоторые различия внутри самой Европы. В 1910 г. только в Великобритании, Нидерландах и Германии грамотность составляла 100%; во Франции - 87%, а в Бельгии, наименее грамотной из "развитых" европейских стран, - 85%. Далее, с большим отставанием, идет юг Европы: в Италии грамотных было 62%, в Испании - 50%, в Португалии - только 25%; на восточной и юго-восточной периферии Европы картина была, конечно, не лучше. Тем не менее, в масштабах всего континента наметились определенные тенденции: доля грамотных мужчин и женщин постоянно росла и ни в коем случае не стагнировала. В некоторых странах - например, в Швеции - наблюдался быстрый рост с высокого начального уровня.

Период около 1860 года стал переломным для всей Европы. До этого только Пруссия приблизилась к цели полной ликвидации неграмотности, но ускорение темпов после 1860 г. видно не только из статистических данных, но и из общего климата в обществе. К началу века повсеместная неграмотность перестала восприниматься как должное даже в России и на Балканах; умение читать и писать более или менее повсеместно рассматривалось как нормальное положение вещей и политическая цель, к которой стоит стремиться. Это достигалось не только среди дворянства и городских средних слоев, но и среди ремесленников в городе и деревне, квалифицированных рабочих и все более широких слоев крестьянства. Региональные различия не исчезли полностью. По данным переписи 1900 г., в австрийском регионе Форарльберг неграмотных был всего 1%, в то время как в габсбургской Далмации этот показатель составлял 73%. Пройдет еще немало времени, прежде чем навыки чтения и письма проникнут в последнюю деревню России или Сербии, Сицилии или Пелопоннеса.

Полная грамотность не пришла в одночасье: это был длительный процесс, который не охватывал сразу целые страны. Он начался в небольших группах. Одни члены семьи, в основном младшее поколение, учились читать, другие - нет. Это отразилось на родительской власти. В деревнях, кварталах или приходах постепенно менялось сочетание культурных приемов. Было бы слишком просто считать, что произошел массовый переход от устности к грамотности; владение письменностью продолжало обеспечивать культурный авторитет, а устное общение сохранялось во многих своих старых формах. То, что примерно с 1780 г. городские интеллектуалы в Европе стали переписывать сказки, легенды и народные песни, придавая им тон искусственной естественности, свидетельствовало о том, что устные традиции теряли свое стихийное воздействие. В Германии это были Иоганн Готфрид Гердер (опубликовавший с 1778 г. несколько сборников народных сказок), Ахим фон Арним и Клеменс Брентано ("Знаменитый вундергорн", 1805-8), братья Гримм, первый сборник которых "Детские и бытовые сказки" (1812) стал самым стойким многолетником немецкой литературы. Только то, что было или становится "чужим", может быть открыто заново. Массовая грамотность сначала развивалась в городах и зачастую очень медленно просачивалась в деревенское общество, так что в переходный период она фактически увеличивала культурный разрыв между городом и деревней. Она также изменила параметры Bildung. Только те, кто много и без труда читал, могли участвовать в семантическом универсуме высокой культуры. Но распространение чтения также увеличило спрос на популярные материалы - от фермерского альманаха до массовой беллетристики. Историки внимательно изучают эти тонкие оттенки демократизации между двумя полюсами "высокой культуры" и «популярной культуры».