Трансформация мира. История XIX века

Япония была единственной страной в Азии, которая развивалась по-другому. Ее предсовременные условия не обязательно были более благоприятными, но и прием европейских знаний не был прерван так резко, как это произошло в Китае в конце XVIII в., когда поток информации через иезуитов резко прекратился. В начале XIX века "голландские исследования" стали более широким открытием для европейской науки, а с 1840-х годов в Эдо (Токио) можно было изучать западную хирургию и медицину. После 1868 г. руководство страны Мэйдзи взяло курс на систематическое использование западных знаний: Токийский университет, основанный в 1877 г., был полностью ориентирован на западные науки и отказался от чтения курсов по японской и китайской литературе. Несмотря на то, что частные инициативы не должны оставаться незамеченными, государство как нигде в Азии стояло за строительство университетов. В указе от марта 1886 г. прямо говорилось, что планируемая новая серия императорских университетов должна «обучать тем искусствам и наукам, которые необходимы нации». После Первой мировой войны, имея в своей основе группу хорошо развитых университетов, диверсифицированная система высшего образования Японии была превзойдена только США и несколькими европейскими странами. Несмотря на необычайно сильную роль государства, преподаватели университетов в конце периода Мэйдзи (примерно с 1880 г.) отнюдь не были спицами в колесе, готовыми выполнять приказы сверху. Вместе с французской и немецкой формами организации в университет пришло представление об университете как о свободном пространстве для исследований и дискуссий. Академическая элита эпохи Мэйдзи связала себя с двумя различными мандаринскими традициями и соответствующими ролевыми моделями: с одной стороны, она могла идентифицировать себя с самоуверенностью и автономными тенденциями классических китайских ученых; с другой стороны, она восприняла авторитарные привычки, но также и гордость немецких академических "мандаринов", как их поминал Фриц К. Рингер. Рингера. Однако платили им скорее как китайским, чем немецким мандаринам: плохо.

 

Идеал и модель исследовательского университета

Идеал надежно финансируемых исследований, свободных от сиюминутного утилитарного давления и обеспеченных необходимыми материальными атрибутами (лабораториями, библиотеками, внешними исследовательскими станциями и т.д.), был важен для европейской концепции университета XIX века, хотя экспортировать или импортировать его было гораздо сложнее, чем его общую структуру как образовательного учреждения. Несколько современных университетов - прежде всего Лейденский в Нидерландах - уже считали себя исследовательскими. Но сегодняшнее представление о нем как об "общем комплексе" впервые возникло в эпоху революции, а точнее, в период с 1770-х по 1830-е годы в протестантской Германии: в Геттингене, Лейпциге и, в конечном счете, Берлине Вильгельма фон Гумбольдта и Фридриха Даниэля Шлейермахера. Далеко не все немецкие университеты были исследовательскими университетами. Однако они являлись примерами тех немногих высокоэффективных университетов, о которых слышали во всем мире. В основе модели исследовательского университета лежала централизация задач, которые до этого были разбросаны по "республике ученых". Несмотря на то, что в Германии продолжали существовать и другие исследовательские центры, а к концу XIX века появились новые (Физико-технический рейхсанштаб, Гезельшафт кайзера Вильгельма и др.), основной идеей немецких реформаторов было выведение исследований из академий в университеты и объединение различных "школ" под их крышей в виде институтов и семинаров.