Трансформация мира. История XIX века

Замысел настоящего тома в большей степени склоняется в сторону Байли, но идет дальше его, и поэтому можно сказать, что он идет по третьему пути. Я сомневаюсь, что с помощью когнитивных инструментов историка можно зафиксировать динамику эпохи в единой схеме. Теория мировых систем, исторический материализм или эволюционная социология могут противоречить друг другу. Но поскольку дело истории - описывать изменения, прежде чем браться за их объяснение, она вскоре наталкивается на остатки, которые упорно сопротивляются интеграции. Байли, разумеется, прекрасно осознает это, но преодолевает подобные угрызения, когда пытается определить отличительную черту эпохи. Его основной тезис состоит в том, что в период с 1780 по 1914 год мир стал более однородным, но и более внутренне дифференцированным; "рождение современного мира" было медленным процессом, который завершился только с "большим ускорением" после 1890 года, и этот процесс, как можно надеяться, Байли проанализирует более полно в своей будущей работе. Поскольку Байли избегает каких-либо более или менее четких разграничений между областями исторической реальности, его не может по-настоящему интересовать независимая логика, управляющая каждой из них. Только индустриализация, государственное строительство и религиозное возрождение выступают в его изложении как отдельные процессы. Общий "мастер-нарратив" для мира XIX века вырастает из космоса конкретных наблюдений и интерпретаций, всегда стимулирующих и чаще всего убедительных.

Я экспериментирую с решением, в котором "большие нарративы" защищаются еще более решительно. Постмодернистская критика не сделала такие всеохватывающие конструкции устаревшими, но заставила нас лучше осознать те стратегии повествования, которые используют их авторы. Безусловно, грандиозный нарратив может утверждаться на разных уровнях: даже история всемирной индустриализации или урбанизации XIX века была бы вполне "грандиозной". Этот высокий уровень обобщения, на котором мы все же говорим о подсистемах едва различимой совокупности коммунальной жизни, придает книге ее основную структуру. Только на первый взгляд она кажется энциклопедической, а на самом деле состоит из последовательных орбитальных траекторий. Подобную процедуру в свое время описал Фернан Бродель: «Историк сначала открывает ту дверь, с которой он наиболее хорошо знаком. Но если он стремится заглянуть как можно дальше, то неизбежно оказывается, что он стучится в другую дверь, а затем еще в одну. Каждый раз в поле зрения попадает новый или несколько иной ландшафт.... Но история собирает их все вместе; она - итог всех этих соседей, этих совместных владений, этого бесконечного взаимодействия». Поэтому в каждом субрегионе я ищу характерную "динамику" или "логику" и взаимосвязь между общими событиями и региональными вариантами. Каждая подобласть имеет свою временную структуру: определенное начало, определенный конец, определенные темпы, ритмы и подпериоды.