TRANSHUMANISM INC.

Поток сознания, обрушившийся на Миу, был двойственным. С одной стороны, его смысл был ясным, точным и глубоким: Миу как бы быстро-быстро кидалась за мячиком слова, догоняла его, била пушистым лобиком и понимала, а потом ловила следующий, понимала его тоже, затем соединяла с прошлым и понимала все мячики уже в связке, где они значили нечто совсем другое, чем по отдельности. Это было потрясающе.

С другой стороны, у нее опять появилось чувство, что Шредингер заманил ее на помойку — не только в прямом, но и в переносном смысле.

В словах было что-то такое же затхлое и исчерпанное, как в вони горелого мусора. Казалось, ими долго-долго пользовались вымершие от изнурения коты, пропитавшие их своим запахом, и запах этот был почти таким же безнадежным, как у горелых отбросов. Или, если честно, у тестикул Шредингера.

— Слова, — повторила Миу задумчиво. — Духовные силы… А зачем они?

— Слова позволяют воспарять к высоким смыслам, — ответил Шредингер. — А силы — видеть то, что скрыто от других. Не пугайся, если пока не понимаешь.

Но Миу понимала. Очень даже хорошо все понимала, каждое слово и предложение. Но скепсис в ее душе не рассеялся.

— Высокие смыслы, — повторила она. — Какие?

— Их много…

— А можно пример?

— Можно.

Шредингер принял картинную позу, изогнул хвост в напряженную дугу — и произнес:

— «Действительность» — не что иное как ярлык, лично размещаемый каждым индивидуумом на конкурирующих массивах информации. «Идентичность» — это усредненная функция таких размещений. Поколенческие идентичности формируются агрессивной подсветкой комплекса нарративов, отобранных корпоративным менеджментом…

Миу чуть не упала. Она чувствовала: рядом опять прогрохотала такая сила, что ей остается одно — повернуться к Шредингеру попкой и поднять хвостик. Она не сделала этого только потому, что такая поспешность могла оскорбить сверхкота.

К счастью, Шредингер уже прекратил излучать величие.

— Тебе интересно, откуда ты умеешь говорить? — спросил он. — И почему ты про это забыла?

Миу несколько раз моргнула. Конечно. Как она могла об этом не подумать? Но прежде следовало покаяться в своем грехе.

— Я хочу сознаться в слабости, — прошептала она. — У меня иногда возникает недоверие к словам. Мне кажется, что ты нашел их прямо на этой помойке… И хочешь меня ими вымазать.

Шредингер захохотал. Миу с содроганием вспомнила, что когда-то она тоже хохотала — вот почти как он.

— Это гипноз Гольденштерна, — сказал Шредингер. — Слова разрушают его, давая нам свободу. Поэтому в нашем мире они запрещены. Нам оставили только возможность мяукать. Нам заткнули рты, превратив в бессловесных тварей — и сбросили вниз по ступеням эволюции…

Миу понимала каждое слово — и теперь видела ясно, что когда-то знала их все. «Понимать» по сути означало «вспоминать». Шредингер словно бы включал в ней забытую часть души, засыпавшую, как только она оставалась одна.

— А почему ты помнишь слова, а другие не помнят? Что делает тебя сверхкотом?

— В моей голове все время звучит божественный голос. Он не дает мне уснуть и скатиться в животный мрак.

— Ты говоришь правду?

— Клянусь, что да, — ответил Шредингер.

Похоже, он не врал. Он действительно был сверхкотом, будившим в ней забытую тайну. И чем бы ни пахли Мельхиор и Феликс, вот этой конкретной тайны в их запахе не было. После того, как прогремели слова про гипноз Гольденштерна и комплекс нарративов, даже смешно было вспоминать, чем пахнут яйца каких-то там котов.

— Кем мы были раньше? — спросила Миу. — Когда умели говорить?

— Людьми, — ответил Шредингер. — Мы были людьми.

Миу сразу же вспомнила это слово. Но ее память не могла проникнуть дальше — и понять его смысл.

— Я знаю слово, — сказала Миу. — Но не помню, что оно значит. Пытаюсь представить себе людей — и не могу.

— Ничего удивительного, — ответил Шредингер, мечтательно глядя на нее зелеными глазами. — Будь это просто, сверхкоты были бы не нужны.

— Так что такое гипноз Гольденштерна?

— Это сила, которая мешает нам вспомнить себя, — сказал Шредингер. — Мы принимаем себя за котов. Но на самом деле наша природа удивительна и непостижима. Во всяком случае, в потенции. Мы ничего не помним потому, что наши души в плену. В плену у Гольденштерна.

— А кто такой Гольденштерн?

— Это царь нашего ада, — ответил Шредингер. — Демон, заколдовавший нас всех и ставший нашим солнцем.

— Ты его видел? — спросила Миу, замирая от сладкого ужаса.

— Видел, — сказал Шредингер. — Это испытание не для слабых душ. Он покорил бы и меня, если бы не божественный голос в моей голове.

— Скажи, а мы можем вырваться из плена?

— Нет. Но мы можем стать сверхкотами. Вернее, не мы, а ты. Ты можешь стать сверхкошкой. И ты уже на пути к этому.

— А что значит — стать сверхкошкой?

— Подумай сама. Когда ты рядом со мной, ты способна думать словами, моя милая… Моя любовь…

Миу потупилась. Она понимала, что значат слова «моя любовь». Сказать такое было все равно что подойти сзади, понюхать, а потом схватить зубами за загривок. Этого не позволяли себе ни Феликс, ни Мельхиор.