Кукуратор втянул закрывшийся чемоданчик в запястье и вышел из тренировочного зала в Сад.
— Кукуратор Добросуда запрашивает встречу с шейхом Ахмадом, — сказал он пролетавшей мимо стрекозе.
Стрекоза зависла перед ним, чуть подумала и тонким детским голосом ответила:
— Шейх хочет знать, в чем цель встречи, чтобы приготовить благородному кукуратору достойный прием.
— Пожалуйста, никаких церемоний, — сказал кукуратор. — Неофициальный визит. Просто поговорить по-соседски. Имеется информация. Может иметь значительные последствия. Хотелось бы обсудить.
Стрекоза блеснула зелеными глазами и сказала:
— Шейх заканчивает совещание с полевыми командирами и благословляет шахидок. Через сорок минут он будет счастлив лично встретить бро кукуратора у дверей своего жилища.
Когда стрекоза улетела, кукуратор прикинул, что как раз успеет навестить Еву — в мозгу с утра выработалось много тревожных химикатов, и разрядка перед важным разговором не помешает. Кроме того, у шейха дома соблазн на соблазне, и он этим пользуется в переговорах — проще будет противостоять.
Кукуратор вздохнул. Почему, господи, ну почему рабу твоему каждый раз требуется оправдание, чтобы согрешить? Грех неизбежен — но не ты ли сам захотел, чтобы все было так? Или я чего-то не понимаю…
Кукуратор опустился на землю и стал сидящим под старой яблоней Адамом.
Ева стояла неподалеку — стройная, юная, рыжеблестящая, с загадочной ухмылкой на лице, и ждала. Как кошка в засаде, подумал кукуратор и посмотрел на деревяшку в своей руке. Понятно, Адам Еву и выстругивает. Только сиськи слишком большие получаются, и задница тоже… А ножки и ручки крохотные, и голова почему-то в насечках…
Все ископаемые венеры так выглядят. Что-то это напоминает… Ага, понял кукуратор, вот что: когда ученые составляют карту подключений мозга к нервным окончаниям кожи, они делают сенсорных гомункулов. Таких смешных гоблинов с крохотным туловищем и огромными ручищами и губами.
А венеры из палеолита — это карта того, что этими ручищами щупают. Что сенсорным гомункулам интересно. Все остальные части женского тела ученые из палеолита изображали в уменьшенном масштабе. Поэтому к каждому сенсорному гомункулу надо прикладывать венеру из палеолита, и будет симфония всех земных смыслов… Черт, какой интеллект пропадает на партийной работе.
Кукуратор отложил деревяшку и кремниевый нож.
— Ну что там у тебя? — спросил он Еву.
Ева понимала всего несколько слов, но интуиция ее не обманывала никогда. Она подошла, села рядом, хлопнула пару раз ресницами и протянула кукуратору большое красное яблоко. Оно было уже надкушено с одной стороны. И яблоко, и Ева крепко пахли французскими духами.
Кукуратор взял яблоко и покосился вверх. Древний змей без выражения глядел из листвы, разрезая воздух перед мордой раздвоенным розовым языком. Во раздышался, подумал кукуратор, как лобзиком пилит. Жарко ему. Мучается. Кому рай, а кому ад, который всегда с тобой.
Кукуратор посмотрел на маленькие твердые груди Евы, на острые розовые соски и плоский живот с золотым треугольником волос. Потом представил, как сейчас
Рай полон переживаний, к которым нельзя привыкнуть — но узреть наготу Евы было, пожалуй, самой сильной гормональной встряской. Мозг после такого перезаряжался полностью. Вот только змей по медицинским ограничениям выдавал не больше одного яблока в три дня…
Когда Ева ушла к ручью мыться, кукуратор был уже полностью спокоен, расслаблен и готов к важной встрече.
Встав, он вызвал перед собой зеркало в полный рост, оброс ветхой сердобольской гимнастеркой с заштопанным локтем, фиолетовыми галифе и потертыми крокодиловыми сапогами. Затем добавил на щеки немного щетины, а глазам придал легкую мешковатую усталость: вождь работает… Впрочем, шейх все поймет по-своему, тут не угадаешь… Выдохнув, кукуратор поправил волосы и спросил:
— К шейху можно?
— Шейх уже ждет! — ответило зеркало, и кукуратор шагнул прямо в его серебристую прохладу.
Свет. Свет со всех сторон — но не жгучий, не слепящий, а нежный, молочный, ласкающий глаза.
— Почтенный имам! — позвал кукуратор. — Мир вам! Вы здесь?
Никто не откликнулся, но кукуратор и не ждал ответа.
Таков был ритуал. Тартарены считали шейха Ахмада скрытым баночным имамом, чего сам Ахмад по теологическим причинам («воистину скрыт тот, кто скрывает») не подтверждал и не отрицал. Поэтому он не откликался на обращение «имам», но по негласному протоколу следовало сначала назвать его имамом. А после того, как он скромно промолчит, можно было обращаться к нему как к шейху. Кукуратор знал эти тонкости хорошо.
— Мир вам, почтенный шейх! — повторил он чуть громче.
Молочный туман впереди отступил, и кукуратор увидел чернобородого красавца в золотой чалме. Шейх Ахмад всегда выглядел именно так, как на тартаренских листовках, только позволял себе иногда менять цвет головного убора.