Транскрипции программы Один с сайта «Эхо Москвы». 2016 Июль - Декабрь

Ничего нельзя противопоставить. И зомбирование на то и зомбирование, чтобы нельзя было ничего противопоставить ему. Это такая картина мира. Критерием истины является практика. Вот предоставьте этим людям самостоятельно пострадать. Мне горько, конечно, это говорить, но сейчас уже в этой системе начались аутоиммунные процессы, процессы самопоедания, когда люди из своей же среды немедленно пытаются вычистить каких-то недостаточно лояльных, друг друга травят, возникают уже конфликты, условно говоря, Пескова и Залдостанова и так далее. Стилистические разногласия у них начинаются сначала.

Дело в том, что одни пытаются быть как можно хуже, а другие — всё-таки у них есть какие-то человеческие интенции, они думают: «Да, Крым наш, но в Алеппо лезть не надо», — и так далее, то есть у них есть свои градации. Так что мы скоро увидим расслоение. Уже сейчас оно идёт. Уже очень скоро из их среды начнут исторгать умных и неоднозначных. Тогда эти умные и неоднозначные начнут каяться — но будет поздно, потому что всё, что они кричали в запале, мы очень хорошо запомнили. Поэтому ничего, кроме, так сказать, естественного хода вещей, не может никого образумить.

Не надо возражать. Как учил нас апостол Павел: «До трёх раз переубеждай, а после же…» Как там сказано-то? Отрешайся? Отверзайся? Не помню дословно, не помню, как это по-старославянски, по-церковнославянски, но совершенно точно, что по-русски — «отворачивайся», «отходи». Не нужно этого делать, не нужно бесконечно убеждать неубедимых. Есть жизнь.

И потом, зачем вам надо, чтобы все ваши друзья думали, как вы? Наоборот, как раз интересно, по-моему, попытаться экспериментально понять, как их новое мировоззрение повлияет на их нравственные качества. А повлияет неизбежно. Это вещи, к сожалению, связанные. А вот дальше мы посмотрим, что с ними будет происходить. Кто-то из талантливых будет лишаться таланта; кто-то из беззлобных и доброжелательных будет постепенно превращаться в такого страшно пышущего злобой одиночку. Любопытно проследить и любопытно увидеть будет потом их раскаяние.

«В своих воспоминаниях Шаламов пишет, что двадцатые годы были временем ораторов. И его любимым оратором был Анатолий Луначарский. В наркоме была «радость отдачи знания». Что вы думаете о значении Луначарского для культуры?»

Андрей, я считаю Луначарского лучшим наркомпросом, лучшим наркомобром в советской и постсоветской истории. Более или менее развёрнутое моё мнение о нём вы можете найти в статье «Броненосец «Легкомысленный» или в книжке про Маяковского, где про него есть отдельная глава (и там большие, кстати, цитаты из Шаламова).

Я очень позитивно отношусь к Луначарскому. Меня восхищает в нём не только радость отдачи знания, но и абсолютная точность его литературно-критических догадок. Ведь это он первым сразу после чтения «150 000 000» догадался, что эта вещь — возражение «Двенадцати», вот такая битва числительных (раньше Якобсона он об этом сказал). Он удивительно точно писал о большинстве современников. Его статья о «Поединке» Куприна просто образцовая, на мой взгляд.

Во многих отношениях он был человек умный и одарённый. И стихи, в общем, у него были трогательные, но неплохие. Драмы плохие, конечно, ужасные. Ну, не родился человек драматургом, но какие-то заблуждения творцу простительны. Не говоря уже о том, что драматургия была его хобби, а основным его занятием была литературная критика и публицистика. И давайте вспомним чудовищные попытки Белинского что-то сочинять, но он же нам не этим ценен, да? Так что Луначарский при всём своём легкомыслии и при определённом, конечно, многословии — он один из лучших людей своего времени, бесконечно трогательных людей. И их Каприйская школа с Горьким, вот этот опыт богоискательства внутри партии (Богданов, Горький, Луначарский) — мне это представляется тоже достойным всякого уважения, хотя это попытка, конечно, обречённая.

«Кто и когда придумал миф о том, что товарищ Сталин имел самую большую библиотеку, обладал скорочтением и был интеллектуалом?»

Я не знаю насчёт двадцати тысяч томов, но у меня есть ощущение, что читал он действительно довольно много. Во всяком случае он читал почти все тексты, номинированные на премию его имени, по крайней мере первых двух степеней. И более того, он улавливал сигналы, там ему посланные. У меня была такая лекция «Сталин как адресат советской литературы». Он эти месседжи улавливал — и у Николаевой в «Жатве», и у Некрасова в «Окопах», и у Леонова в «Нашествии». Я там примерно десять случаев таких насчитываю.