И поэтому и кино семидесятых… Ну сравните вы «Зеркало» даже с «Андреем Рублёвым» — с великим фильмом, с шедевром, который «Cahiers du Cinéma» назвал «фильмом фильмов» (как Библия — книга книг). По сравнению с «Зеркалом», конечно, «Рублёв» — гораздо более плоская картина. То есть я считаю, что не только кинематограф, но и литература, и авторская песня, и социальные мыслители семидесятых (тогда они уже в СССР появились — в диапазоне от Ильенкова до Карпинского) — они были гораздо интереснее.
Понимаете, я к чему призываю? Может быть, сериал по роману, скажем, Кормера «Наследство» был бы не таким вкусным, не таким клубничным, как «Таинственная страсть», но он был бы гораздо интереснее, гораздо насыщеннее. Потому что жизнь интеллигенции семидесятых, в том числе творческой, — вот где действительно великие подпольные комплексы, диссидентство, скрытые всякие кружки, типа Южинского кружка (мамлеевского) или кружка, описанного у Владимира Орлова, «таинственные хлопобуды». Все тогда кружковались и кучковались. Вот где золотое дно, нехоженая поляна. Но, к сожалению, пока никто не рвётся этим заниматься.
«Есть ли у вас хобби — монетки, марки, фантики?»
Ну почему? Я, так сказать… Во-первых, школа остаётся моим хобби. Во-вторых, я действительно очень люблю соловил и сегвей, люблю кататься. Дача для меня — существенное хобби. Коллекционировать что-то я не могу, потому что не вижу смысла. В детстве я собирал марки, конечно, в основном по искусству, но это длилось до десяти лет.
«Можно ли восьмую часть поттериады считать продолжением христологических мотивов, а именно постановка вопроса: мог ли Христос избежать креста?»
Здесь же, кстати, в этой же связи вопрос о книге Казандзакиса и о фильме Скорсезе «Последнее искушение Христа».
Ну что вам сказать? Конечно, поттериана, несмотря на многочисленные утверждения, что Роулинг там не более чем соавтор… Я думаю, что она полновесный автор восьмой книги, во всяком случае сюжетная конструкция изобретена ей, а не соавторами-драматургами. Роулинг, конечно, выпячивает там абсолютно откровенно — может быть, ей кто-то объяснил наконец христологию «Гарри Поттера», но выпячивает христианские аллюзии. В частности, разговор Гарри Поттера с Дамблдором — там буквальное повторение «Для чего Ты оставил Меня?»: «Почему ты всегда оставлял меня, когда надо было принимать решения?» А во-вторых — вечная тема о том, что нельзя переписывать историю. Я думаю, два только человека — Роулинг и Путин — действительно ярко выступают в последнее время против того, что историю переписывать нельзя, и нельзя изменять её задним числом.
Тут есть, кстати, вопрос: а насколько нова такая фабула, где человек меняет прошлое (как у Стивена Кинга, скажем, в романе про убийство Кеннеди), а потом возвращается в будущее и понимает, что стало хуже? Эта фабула совсем не нова, но, на мой взгляд, из всех авторов, которых я знаю, она занятнее всего разработана в повести Житинского «Часы с вариантами». Дело в том, что всегда, улучшая прошлое, портишь будущее, но никогда не знаешь, по какой линии оно испортится. Просто, видимо, всё происходит единственным путём, любые попытки скорректировать прошлое приводят просто к упразднению будущего.
Немножко подробнее я скажу про роман Казандзакиса и про фильм. «Последнее искушение Христа» — почему оно мне кажется великой картиной и великим романом? Если я ничего сейчас не путаю со временем выхода, но именно для семидесятых-восьмидесятых, а отчасти и для девяностых годов очень характерен вопрос: как соотносится божеское и человеческое или гений и обыватель? Это соотносится ещё и с «The Moon and Sixpence» Моэма: а что лучше — быть гением или быть хорошим человеком? Вот Христос действительно, он же на кресте в романе (или в фильме тоже) кратковременно себе воображает: что было бы, если бы он избегнул крестного пути и стал бы просто человеком, удачно бы женился? Напрашивается из Пушкина:
Действительно, божеское, в отличие от человеческого, оно менее чувствительно к природе. Вспомните, как там Христос, сойдя с креста, впервые замечает, как цветёт растительность весенняя, как пахнет, какие пейзажи кругом. Прежде он игнорировал это, потому что был поглощён своей миссией. А женская красота? А вкус еды? Как раз в этом-то и есть ужас, что, отказавшись от своей божественной миссии, впадаешь в тот поганенький уют, в поганенькое упоение вещным окружающим миром, которые на самом деле не могут тебе заменить божественного предназначения, это всё соблазны.
И Казандзакис об этом прекрасно и написал. Да, можно быть просто хорошим человеком, но быть хорошим человеком недостаточно. В том-то всё и дело, что на роковых переломах истории обычным гуманизмом не отделаешься. И хоть я терпеть не могу эти слова Ходасевича: