Трансляция

Журналистка размахивает кредиткой, вводит ПИН-код. Деньги сняты. Мы собираемся уходить, но вдруг я вижу, что из кухни выходит мужчина в белой куртке. Это шеф-повар. Он направляется к нашему столику, его лицо просто багровое – еще краснее, чем мой несъедобный псевдоазиатский супчик.

– Тебя что-то не устраивает? – спрашивает он и стискивает зубы.

Похоже, он раздражен.

Я недоуменно смотрю на Сару.

– Гм…

– Я говорил со Сьюзи, – повар делает шаг ко мне. – С официанткой. Она утверждала, что все в порядке.

– Простите?..

– Черт!

Посетители глазеют на нас, предвкушая скандал.

Журналистка облизывает губы.

– Если тебе не нравится еда, почему бы тебе не повести себя по-мужски, парень? Почему ты не хочешь честно сказать мне обо всем, а? Почему ты ведешь себя как трус, сидишь и думаешь всякие гадости о моем ресторане?

Я вижу, что в его огромном кулаке сжат мобильный телефон.

Похоже, я влип.

– Слушай…

– Нет, ты послушай, – обрывает он меня. – Я долго вкалывал в поте лица, чтобы начать ресторанный бизнес, многим пожертвовал. Я едва не потерял свою семью! Я два года не читал ребенку сказки на ночь. Я вложил всю душу в свое заведение, и тут появляешься ты и начинаешь мерзко, отвратительно ругаться!

– Прекратите! Я был вежлив с официанткой…

– Именно. Вместо того чтобы сказать ей: «Мне не нравится еда», ты позволяешь миллионам людей, смотрящим твое дурацкое шоу, узнать об этом! Ты хоть представляешь, какой ущерб наносят твои действия? Понимаешь, что из-за тебя ресторан начнет разваливаться! А сколько будет жизней разрушено благодаря тебе? Круто?

– Ладно, хватит, – произносит Сара, сжимая мое плечо и уводя прочь.

– Жди вестей от моего адвоката! – кричит шеф-повар. – Считай это пожизненным запретом, сосунок! Никогда не возвращайся сюда, ясно тебе?

Мы идем мимо столиков, и я кидаю взгляд на посетителей ресторана. К моему удивлению, на нас они не смотрят. Вернее, каждый посетитель таращится в телефон.

Иначе и быть не может.

На улице мы неловко прощаемся с журналисткой и приносим свои извинения, хотя, кажется, она рада моему ресторанному фиаско.

После ее ухода Сара достает сигарету из сумки. Я поражен, поскольку Сара никогда не курила в моем присутствии.

– Отвратительное шоу, – бормочет она, выдыхая дым.

Я печально киваю. Просто не могу поверить, что так расстроил шеф-повара. Я ужасно себя чувствую. Если бы знал, что он смотрит шоу, то никогда… В смысле я не люблю селедочное желе в классическом тайском блюде. Разве преступно думать о своих вкусовых пристрастиях?

Сара пожимает плечами.

– Если наймем хорошего адвоката, у нас все получится. Мне неприятно тебе говорить, но тебе нужно пытаться обуздать себя. Я серьезно, Дэвид. Иначе на тебя действительно подадут в суд за клевету.

– Подожди-ка. Ты считаешь, иметь мнение – противозаконно? Даже Ксан говорил про такое! Я – блогер, комментатор, критик. Если не могу выразить мнение… тогда какой в этом смысл?

– Дэвид, ты должен нести ответственность за свои мысли – или приобретешь кучу неприятностей.

– Но… – я начинаю спорить, но Сара делает последнюю затяжку, бросает сигарету на тротуар и давит окурок носком ботинка.

Разговор о моем моральном облике окончен.

– Кстати, Дэвид, – говорит Сара – ее лицо еще в сигаретном дыму. – Мы опаздываем на два часа.

Проходят дни. Месяцы…

«Добро пожаловать в голосовую почту…»

Я вешаю трубку. Надим уже несколько дней не отвечает на звонки. Он затаился.

Впрочем, тут нет ничего необычного. Поскольку считается, что мы – лучшие друзья, Надим может превратиться в ревнивца и параноика. У нас и раньше случались многочисленные мелкие стычки, но в этот раз все как-то по-другому – стабильней.

Это началось неделю назад, когда Надим прислал мне ссылку на свое новое видео. Якобы он искал обратной связи, но я-то знал истинную причину. После запуска МайндКаста люди постоянно мне что-то посылают: петиции, сообщения о барабанных шоу и прочих демонстрациях. Каждый ищет бесплатную рекламу для собственной славы. А я для них – живая платформа с миллионной аудиторией.

С некоторых пор ситуация настолько ухудшилась, что мой электронный ящик стала проверять Сара.

Но, по-моему, это лучше, чем встречи с людьми, просящими меня не думать о них. Такое тоже случалось и не единожды. Кинопрокатчики призывали меня не распространять по сети спойлеры фильмов, которые я только что посмотрел, хотя я лишь пересказывал сюжеты собственному отцу в телефонном разговоре. Заметьте, у него не хватило смелости оборвать меня.

Ну а мама позвонила мне и заявила, что вся семья рада моим успехам, но папа просит меня не зацикливаться на побоях из своего детства всякий раз, когда я вижу, что ребенок плохо ведет себя на людях. Я ответил, что если отца так смущает то, как он шлепал меня в детстве, то тогда, вероятно, надо было дважды подумать, прежде чем это делать.

– Послушай, дорогой, – жеманничала мать. – В наше время подобное применялось…

– Наедине, – закончил я за нее. – Да-да, в ваше время было три телевизионных канала, и вы могли купить дом за сто фунтов, а теперь мир изменился кардинальным образом…