И я сделала бы это снова, доведись мне такое, потому что я любила их обоих – и Кирстен, и Тима. Я любила их много больше, чем пеклась о собственной честности. Дружба приняла угрожающие размеры, а важность честности – а следовательно, и сама честность – уменьшилась, а потом и вовсе исчезла. Я помахала ручкой своей прямоте и сохранила дружбу. Рассудить, поступила ли я правильно, предстоит кому-то другому, ибо я и по сей день небеспристрастна. Я до сих пор вижу лишь двух друзей, только что вернувшихся после многомесячного пребывания за границей, друзей, по которым я очень скучала, особенно после смерти Джеффа… друзей, без которых я просто не выдержала бы. И сверх того, в глубине души на меня действовало и то – в чем я тогда себе не признавалась, – что я очень гордилась знакомством с человеком, который вместе с Кингом шел маршем от Сельмы, со знаменитым человеком, которого интервьюировал Дэвид Фрост, чьи взгляды способствовали формированию современного интеллектуального мира. Вот она где, суть-то. Я определяла себя самой себе – своей личности – как невестку и друга епископа Арчера.
Но это порочная мотивация, и она пригвоздила меня. Она захватила меня быстро. «Я знаю епископа Тимоти Арчера», – твердил мой ум самому себе во тьме ночи. Он нашептывал эти слова мне, раздувая мое чувство собственного достоинства. Я ведь тоже чувствовала вину за самоубийство Джеффа и, заняв место в жизни, обычаях и привычках епископа Арчера, утратила все самосомнения – или, по крайней мере, они приглушились.
Однако в моих рассуждениях была логическая ошибка – равно как и этическая, – а я ее не воспринимала. Из-за своего легковерия и глупого суеверия епископ Калифорнийский намеревался продать задешево и свое могущество, и свое влияние на общественное мнение, и саму ту силу, что влекла меня к нему. Будь я способна соображать как следует в тот день в отеле Святого Франциска, я бы это предвидела и поступила бы по-другому. Ему предстояло уже недолго оставаться великим человеком. Он молча позволил себе превратиться из авторитета в чудака. Соответственно, большая часть того, что привлекало меня в нем, вскоре исчезнет. Так что в этом отношении я заблуждалась, как и он. Но в тот день это не запечатлелось в моем уме. Я видела его только таким, каким он был тогда, а не таким, каким станет через несколько лет. Да я ведь тоже вела себя на уровне шестилетнего ребенка. Я не причиняла реального вреда, но и не делала реального добра, я унизила себя практически ни за что, и добра из этого не вышло. Оглядываясь назад, я мучительно жажду нынешней проницательности, чтобы она проявилась тогда. Епископ Арчер увлек нас за собой, потому что мы любили его и верили в него, даже когда знали, что он ошибается, а это ужасное осознание, должное вызывать моральный и сверхъестественный страх. Теперь-то он во мне, но вот тогда его не было. Мой страх пришел слишком поздно. Он пришел как взгляд на прошлое.
Может, для вас все это – утомительная болтовня, но для меня это кое-что другое: это отчаяние моего сердца.
8
Власти не продержали Билла Лундборга в тюрьме долго. Епископ Арчер договорился о его освобождении, приведя в качестве аргумента историю хронической психической болезни Билла. И вот настал день, когда парень предстал в их квартире в Злачном квартале, одетый в шерстяной свитер, который для него связала Кирстен, да мешковатые штаны и все с тем же мягким выражением на толстом лице.
Что касается меня, то я была очень рада увидеть его. Я много думала о нем, как у него идут дела. Судя по всему, тюрьма не причинила ему вреда. Возможно, он не отличал ее от своих периодических заключений в больнице. Откуда мне знать, есть ли между ними какая разница, ведь я никогда не была ни в том ни в другом месте.
– Привет, Эйнджел, – поздоровался он со мной, когда я вошла в квартиру. Мне пришлось переместить свою новую «хонду», чтобы не схлопотать штраф. – На чем это ты приехала?
– На «хонде цивик».
– У нее хороший двигатель, – воодушевился он. – Он не превышает число оборотов, как большинство маленьких. И он быстро заводится. У тебя четыре или пять скоростей?
– Четыре. – Я сняла пальто и повесила его в шкаф в прихожей.
– Для такой короткой колесной базы ездит она действительно хорошо, – продолжал Билл. – Но при столкновении – если в тебя врежется американская тачка – тебя просто снесет. Может, ты даже перевернешься.