– Он хочет, чтобы я сказал тебе еще кое-что. Но мне трудно ухватить это. А, вот, поймал – он подумал это еще раз очень четко для меня:
– Я не узнаю, откуда это.
– Тим говорит, это сущностное послание «Божественной комедии». Это означает: «Она – наш мир…» Божья воля, я полагаю.
– Наверное, так, – ответила я.
– Он, должно быть, узнал это на том свете.
– Определенно не здесь.
К нам подошел Харви и сказал:
– Я устал от кассет с «Queen». Что еще у нас есть?
– Тебе удалось поймать Москву? – спросила я.
– Да, но ее заглушил «Голос Америки». Русские переключились на другую частоту – наверное, на тридцатиметровый диапазон, но я устал искать. «Голос» всегда их глушит.
– Мы скоро поедем домой, – сказала я и передала остатки косяка Биллу.
16
Билла пришлось отправить в больницу снова скорее, чем я ожидала. Он пошел добровольно, приняв это как действительность жизни – бесконечную действительность своей жизни, во всяком случае.
После того как Билла зарегистрировали, я встретилась с его психиатром, крупным мужчиной среднего возраста с усами и в очках без оправы, эдаким величественным, но добродушным авторитетом, который тут же перечислил мне мои ошибки в порядке убывания важности.
– Вы не должны были подстрекать его к употреблению наркотиков, – заявил доктор Гриби. Перед ним на столе лежала раскрытая история болезни Билла.
– Вы траву называете наркотиками? – спросила я.
– Для лиц с неустойчивым психическим равновесием, как у Билла, опасно любое токсическое вещество, каким бы легким оно ни было. У него начинается приход, но он никогда по-настоящему не выходит из него. Сейчас мы держим его на галоперидоле. Судя по всему, он переносит побочные эффекты.
– Знай я, какой вред наношу, я поступила бы по-другому.
Он взглянул на меня.
– Мы учимся на ошибках, – попыталась оправдаться я.
– Мисс Арчер…
– Миссис Арчер.
– Прогноз относительно Билла неважный, миссис Арчер. Думаю, вам следует это знать, поскольку вы, кажется, единственная, кто близок ему. – Доктор Гриби нахмурился. – Арчер. Вы родственница покойного епископа Тимоти Арчера?
– Мой свекор.
– Билл считает себя им.
– Вот же черт.
– У Билла мания, что благодаря мистическому опыту он стал вашим покойным свекром. Он не просто видит и слышит епископа Арчера, он и есть епископ Арчер. К тому же Билл действительно знал епископа Арчера, как я выяснил.
– Вместе меняли покрышки.
– А вы за словом в карман не лезете, – заявил доктор Гриби.
Я ничего не ответила.
– С вашей помощью Билл вернулся в больницу.
– Пару раз мы неплохо провели время. У нас с ним были и весьма печальные времена, когда умирали наши друзья. Я думаю, их смерти все-таки способствовали ухудшению состояния Билла больше, чем курение травки в парке Тилдена.
– Пожалуйста, не навещайте его больше, – сказал доктор Гриби.
– Что? – переспросила я, потрясенная и испуганная. Меня охватил ужас, я почувствовала, что захлебываюсь болью. – Подождите, подождите, – взмолилась я. – Он мой друг.
– У вас вообще высокомерное отношение ко мне, да и к миру во всех отношениях. Вы, несомненно, высокообразованная личность, продукт государственной университетской системы. Полагаю, вы окончили Калифорнийский университет в Беркли, вероятно, кафедру английского языка. Вы уверены, что все знаете. Вы наносите огромный вред Биллу, который довольно наивен и отнюдь не искушен. Вы также наносите огромный вред и себе самой, но это меня не касается. Вы неустойчивая, агрессивная личность, которая…
– Но они были моими друзьями.
– Найдите кого-нибудь в общине Беркли, – отвечал доктор, – и держитесь подальше от Билла. Как невестка епископа Арчера, вы лишь усиливаете его манию. Фактически его мания, вероятно, есть интроекция [105] на вас, вытесненная сексуальная привязанность, не поддающаяся его сознательному контролю.
– А вы переполнены заумной чушью.
– За свою профессиональную карьеру я перевидал десятки таких, как вы. Вы нисколько не удивляете меня, и вы совершенно мне неинтересны. В Беркли полно женщин вроде вас.
– Я изменюсь, – пообещала я в совершенной панике.
– Я сомневаюсь в этом, – ответил доктор и закрыл историю болезни Билла.
Покинув его кабинет – фактически выгнанная, – я бродила по больнице, в замешательстве, оглушенная, напуганная, а также разгневанная – разгневанная больше на себя, за то что раскрывала рот. Я раскрывала рот, потому что нервничала, но в итоге лишь себе навредила. Вот дерьмо, сказала я себе. Теперь я потеряла последнего из них.
Я вернусь в магазин, сказала я себе, и проверю задержанные заказы, посмотрю, что прибыло, а что нет. У кассы выстроится с десяток покупателей, а телефоны будут звонить. Альбомы «Fleetwood Mac» будут продаваться, а Хелен Рэдди нет. Ничего не изменится.
Я могу измениться, сказала я себе. Бочонок с жиром ошибся, еще не слишком поздно.
Тим, подумала я, почему я не поехала с тобой в Израиль?