Трансмиграция Тимоти Арчера

И, самое худшее, я видела то будущее, что ожидало Билла. У него не было будущего. Больной гебефренией вырван из игры развития, роста и времени, его ненормальные мысли просто вечно проходят один и тот же цикл, доставляя ему удовольствие, хотя при этом они как передаваемая информация вырождаются. В конце концов они превращаются в шум. А сигнал этого – затухание интеллекта. Билл, вероятно, знал это, поскольку одно время планировал стать программистом. Он мог знать теорию информации Шеннона [103]. Это не тот роман, в который хотелось бы окунуться.

В выходной, взяв с собой младшего брата Харви, я заехала за Биллом, и мы поехали в парк Тилдена – к озеру Анза, раздевалкам и барбекю. Там мы втроем жарили гамбургеры, бросали летающую тарелку и вообще чертовски весело проводили время. Мы взяли с собой магнитолу – один из этих стереофонических сверхнавороченных шедевров с двумя динамиками, радиоприемником и магнитофоном, что производятся в Японии, – и слушали «Queen», пили пиво – кроме Харви, конечно же, – бегали туда-сюда и затем, когда исчезли все, кто мог бы пялиться или проявлять ненужный интерес, Билл и я раскурили косячок. Харви, пока мы занимались этим, перепроверил все термочувствительные кнопки магнитолы и затем сосредоточился на поиске московского радио на коротких волнах.

– Тебя могут посадить в тюрьму, – предупредил его Билл, – за то, что слушаешь врагов.

– Враки, – ответил Харви.

– Интересно, что сказали бы Тим и Кирстен, если бы увидели нас сейчас, – сказала я Биллу.

– Я могу тебе сказать, что говорит Тим, – ответил Билл.

– Ну и что он говорит? – полюбопытствовала я, расслабившись от марихуаны.

– Он говорит, что… то есть он думает, что здесь так спокойно и он наконец-то обрел покой.

– Хорошо. Я никогда бы не уговорила его покурить травку.

– Они курили ее. Он и Кирстен, когда нас не было. Она ему не нравилась. Но теперь нравится.

– Это очень хорошая трава. Они, наверное, курили местную. Они вряд ли разбирались в этом. – Тут до меня дошло, что сказал Билл. – Они действительно накуривались? Это правда?

– Да, он как раз об этом думает сейчас. Он вспоминает.

Я посмотрела на него.

– В известном смысле тебе повезло. Найти свое разрешение. Я бы не возражала, если бы он был во мне. В моем мозгу, имею я в виду. – Я захихикала. Из-за травы. – Тогда я не была бы так одинока. – И затем я сказала: – Почему он не вернулся ко мне? Почему к тебе? Я знала его лучше.

Поразмыслив некоторое время, Билл ответил:

– Потому что тебе бы это навредило. Понимаешь, я привык к голосам в моей голове и мыслям, которые мне не принадлежат. Я могу принять это.

– Это Тим бодхисаттва, а не ты. Это Тим вернулся из сострадания. – И затем я подумала с дрожью: бог мой, неужели я верю? Когда кайфуешь от хорошей травки, то можешь поверить во все что угодно, вот почему она продается так дорого.

– Это так. Я чувствую его сострадание. Он искал мудрость, Священную Божественную Мудрость, которую Тим называл Hagia Sophia. Он приравнивает ее к энохи, чистому сознанию Бога. Но потом, когда он попал туда и на него снизошло Присутствие, он осознал, что ему нужна не мудрость, но сострадание… Он и так был мудр, но это не принесло ни ему, ни кому-то другому ничего хорошего.

– Да, он упоминал Hagia Sophia в разговоре со мной.

– Это одна из тех вещей, о которых он думает на латыни.

– На греческом.

– Какая разница. Тим думал, что с абсолютной мудростью Христа он сможет прочесть Книгу Прядильщиц и разрешить будущее Тима, понять, как избежать своей судьбы. Вот почему он поехал в Израиль.

– Я знаю, – отозвалась я.

– Христос способен прочесть Книгу Прядильщиц. В ней написана судьба каждого человека. Ни один человек никогда ее не читал.

– А где эта книга?

– Повсюду вокруг нас. Я так думаю, во всяком случае. Подожди секунду, Тим о чем-то думает. Очень ясно. – Какое-то время он молчал, замкнувшись в себе. – Тим думает: «Последняя песнь. Песнь Тридцать третья из “Рая”». Он думает: «Бог есть Вселенская Книга». И ты читала это, читала той ночью, когда у тебя болел зуб. Так? – спросил Билл меня.

– Да, так. Она произвела на меня огромное впечатление, вся последняя часть «Комедии».

– Эдгар говорит, что «Божественная комедия» основана на суфийских источниках.

– Может, и так, – ответила я, обдумывая слова Билла о «Комедии» Данте. – Странно. То, что ты помнишь и почему ты это помнишь. Потому что у меня болел зуб…

– Тим говорит, это Христос устроил ту боль, чтобы последняя часть «Божественной комедии» поразила тебя так, чтобы никогда не стереться. «…Как сумерки тускла». О черт, он снова думает на иностранном языке.

– Скажи это вслух, как он думает.

Билл произнес, запинаясь:

Nel mezzo del cammin di nostra vita
Mi ritrovai per una selva oscura,
Che la diritta via era smarrita [104].

Я улыбнулась:

– Так начинается «Комедия».

– Есть еще:

Lasciate ogne speranza, voi ch’intrate!

– «Входящие, оставьте упованья», – продекламировала я.