Рано утром, едва только отбыла пожарная команда, и вернулись восвояси жильцы, до этого выходившие
Но вознаграждать оказалось некого. Никто не знал, имелись ли другие родственники у профессора Королева. Никто не мог ничего сказать и о других родственниках жениха его внучки, помимо двух сестер — тоже пропавших. А главное — никто не сумел даже толком описать внешность юноши и девушки. Профессор-то был не дурак: не позволял им показываться на глаза соседям, которые теперь только и могли, что бубнить: «Красивый парень, красивая девчонка…», «Давно таких смазливых не видели», «Оба — как с картинки…» Пафнутий всё это слышал и сокрушался, что сам не сумел минувшей ночью запомнить лица этих двоих, когда они убегали со двора.
На слове «убегали» мальчишка снова запнулся и глянул на своего собеседника с опаской. Но того интересовало совсем другое.
— А тот седой господин — он себя назвал? — спросил Макс.
— Он оставил моему бате карточку с номером телефоном — на случай, если Настасья Рябова или её жених здесь объявятся. Там были только иностранные слова, но он еще приписал от руки свою фамилию — русскими буквами.
Макс понял, что настало время новой подкормки, и протянул мальчишке еще одну сотенную купюру. Тот спрятал деньги, потом сказал:
— Его фамилия была —
Но Макс только взмахнул рукой:
— Продолжай!
— Ну, а после к этому Розену подошел сосед наш, дядя Гунар — он с нами на одной лестничной клетке жил. И вытащил из кармана какую-то штуковину. Я даже не понял сразу, что это было.
Пацан вздохнул. Он явно сокрушался, что ценную вещь добыл сосед — не он сам. Это был блокнот:
— И отвалил дяде Гунару за него целую тысячу балтмарок — вы можете себе такое представить?
Макс очень даже мог. Настасья сказал ему, что дед положил для них с Иваром в сумку с вещами также и блокнот с инструкциями: как им действовать, чтобы перебраться из Балтийского Союза в Евразийскую Конфедерацию и затем попасть в Китеж-град. Хотя, конечно, сами отыскать Новый Китеж — с этими инструкциями или без них — дети всё равно бы не смогли бы.
— Мой батя тоже попытался кое-что этому господину загнать, — со вздохом произнес Пафнутий. — Когда те двое выронили сумку, там ведь, — он понизил голос, хоть подслушать их никто не мог, — оказались деньги! Многие сумели насобирать бумажек с тротуара, а мой батя сплоховал: ему только две книжечки достались.
— Какие книжечки?
— Да паспорта ихние — девчонки и того парня! Только седой не взял их. Сказал: это био… биогни… — Мальчишка наморщил невысокий лоб, силясь выговорить трудное слово.
— Я понял! — остановил его Макс.
Это были биогенетические паспорта: для активации содержащихся в них сведений требовалась ДНК владельца.
— А эти паспорта — они всё еще у твоего отца? — спросил Макс, стараясь, чтобы голос его звучал ровно — не выдал нетерпения.
Но пацан, как видно, всё-таки заподозрил что-то: ответил не сразу. Секунд пять он всматривался в лицо своего собеседника, потом проговорил:
— Они у него, да. А вы ведь хотели, чтобы я
Заниматься увертками не было времени.
— Да, за ними, — кивнул Макс. — Так что ступай к своему отцу и приведи его сюда. Пусть не сомневается: о цене мы с ним договоримся.
Мальчишка поднялся с места и стал спускаться по лестнице — но как-то уж очень неспешно.
— Давай, поторопись: одна нога здесь, друга — там! — крикнул Макс в спину чернявому пацану. — И отцу передай, чтобы он тоже не тянул время. Скажи: я заплачу ему не балтмарками, а конфедератскими червонцами.
Он понял, что не следовало этого говорить, как только слова сорвались с его губ. Взгляд обернувшегося Пафнутия был странным: умильным и жестоким одновременно. А потом чернявый мальчишка быстро, словно горох из стручка, ссыпался по лестнице к дверям подъезда.
3