Трансмутация [СИ]

Пожалуй, Ирме даже повезло, что у неё сдали нервы. Если бы ей довелось присутствовать при очистке и обработке рваных ран, оставленных собачьими зубами на теле Алекса, она, возможно, отправилась бы в тот самый санаторий. Хуже всего дело обстояло с левой ногой молодого полицейского. Псы обгрызли её до такой степени, что виды были большая и малая берцовые кости. Всё, что мог сделать Макс — это наложить гемостатическую антибактериальную повязку на голень полицейского и по возможности скрепить стяжками края прочих его ран. Но даже и не это представлялось самым опасным: по мнению доктора Берестова, у его пациента стремительно развивался травматический шок. Алекса била крупная дрожь, и наброшенная на него куртка совсем не помогала. Кожа молодого полицейского побледнела до синевы, а губы покрыла коричневая корка. В сознание он так и не приходил, хотя бредить и перестал. Скорее всего, из-за обезвоживания он был уже просто не в состоянии говорить.

У Макса в аптечке из противошоковых препаратов имелся только глюкокортикоидный гормон, который он и вколол Алексу. Однако особых надежд на его чудодейственные свойства он не возлагал.

— Алекс… потеряет ногу? — шепотом спросила Настасья, огромные серо-зеленые глаза которой стали, казалось, еще больше; по её запинке Макс понял, что хотела она спросить совсем другое: Алекс умрет?

Он в очередной раз поразился силе духа и хладнокровию этой девушки восемнадцати лет — почти ребенка. Именно она спасла их всех этой ночью, и он был, конечно же, безмерно благодарен ей за это. Но вместе с тем он испытывал неловкость: это он должен был защищать юную Настасью Филипповну, а не наоборот.

— Он выкарабкается, если ему помочь. Но я, к сожалению, оказать необходимую ему помощь не в состоянии. — Макс произнес это суше, чем собирался — и разозлился на себя за это. — Дадим Ирме еще пятнадцать минут поспать. Надеюсь, и глюкокортикоид за это время подействует. А пока давай займемся Гастоном.

И они еще четверть часа потратили на ньюфаундленда, который до этого терпеливо дожидался своей очереди. Макс обработал укус на его правой задней лапе и наложил на неё повязку, казавшуюся неестественной белой на фоне угольно-черного собачьего меха. А потом вынужден был еще и зашивать бедолаге ухо. Он обработал его анестезирующим спреем, но сомневался, что тот подействовал в полной мере, нанесенный поверх шерсти. Однако Гастон процедуру зашивания перенес мужественно — даже ни разу не дернулся. Правда, его голову придерживала одной рукой Настасья, и Макс на какой-то странный миг даже позавидовал своему псу. Тот никогда не боялся проявлять свое обожание. Никогда не терзался подозрением, что его отвергнут. Он был уверен, что все станут одаривать его любовью за один только факт его существования. Вот и сейчас Настасья ласково поглаживала указательным пальцем носатую морду Гастона, на которой запеклась кровь. И этот поросенок принимал нежную ласку как должное: не смущался, не впадал в комплексы, не задавался вопросом, сумеет ли он оправдать Настасьины ожидания и не разочаровать её. Он еще и заводил темно-янтарные глаза, умильно поглядывая на девушку и как бы говоря ей: «Ну, гладь меня еще, гладь!»

А когда Макс уже заканчивал возиться с Гастоном, неожиданно пришел в себя молодой полицейский. Они с Настасьей даже вздрогнули, когда услыхали его удивленный хриплый голос:

— Я что — еще жив?

3

Они уложили Алекса на заднее сиденье полицейской машины, и в ногах у него пристроилась Ирма — слегка сонная, но уже не впадающая в истерику: серьезная и собранная. В руках белокурая барышня держала теперь капельницу с физраствором — которая нашлась не у Макса, а в аптечке полицейского электрокара. Полчаса назад у Ирмы даже хватило сил на то, чтобы попросить Макса осмотреть безликих — тех, которые сделались ужином для озверевших бездомных псов. С той кошмарной поляны она согласилась уйти только тогда, когда Макс её заверил: несчастные давно мертвы и ни в какой помощи больше не нуждаются. В отличие от её хорошего друга Алекса.

Уже совсем рассвело, но мимо них так и не проехало ни одной машины. Развилка, где они очутились, явно не пользовалась популярностью ни у путешественников, ни у местных жителей.

— Ты должна будешь отвезти его обратно в Ригу — в больницу, — сказал Макс Ирме. — Можешь — в Общественный госпиталь. Там к тебе и твоему другу отнесутся внимательнее, чем где-либо еще. У тебя есть часа три-четыре на дорогу — ты должна успеть. Ты сможешь вести машину? Как твоя нога?

— Вести машину я смогу, дружочек, — заверила его Ирма. — Но жаль, что вы с бэбинькой не сможете вернуться с нами вместе. — На почве пережитого стресса она снова стала именовать Настасью, как прежде.

— Мне тоже жаль, — сказал Макс и сел за руль.

Настасья устроилась на переднем пассажирском сиденье, а Гастон с огромным трудом втиснулся между ними двумя. Так они и ехали, пока не увидали на встречной полосе брошенный электрокар. Батарея Теслы была в нем не разряжена, и машина выглядела совсем новенькой, но Настасья вдруг заартачилась.