Транзит

Мы подошли к казенному и унылому на вид зданию в центре города, двери которого были открыты, так что часть улицы освещал электрический свет из набитого людьми вестибюля. Лорен остановилась на пороге и показала, куда идти. Зеленая комната, сказала она, это вторая дверь слева. Она уверена, что я ее легко найду. Ей самой нужно пойти в отель и забрать оттуда другого автора. Она достала из сумки маленький зонтик. Здесь никогда не стоит ходить без зонта, сказала она. Она надеется, что мероприятие пройдет хорошо, обычно так и бывало. Фестиваль привлекает очень заинтересованную аудиторию. Я думаю, добавила она как будто неуверенно, что, кроме как ради фестиваля, сюда нет смысла приезжать.

Когда я открыла тяжелую деревянную дверь в зеленую комнату, меня сразу же окатила волна жара и шума. Люди сидели за круглыми столиками с едой и напитками; один такой столик заняла группа из четырех мужчин, и, когда за мной тяжело закрылась дверь, они все обернулись в мою сторону. Один из них встал и подошел ко мне с протянутой рукой. Он представился как модератор мероприятия. Он был намного моложе, чем я ожидала, худощавый и невысокий, но при рукопожатии его хватка оказалась невероятно крепкой.

Я извинилась за опоздание, и он сказал, что это не так важно. Всё равно в шатре проблема с электричеством: из-за сегодняшнего сильного дождя намокла какая-то важная техническая деталь – так, по крайней мере, он понял; в любом случае, что бы это ни было, проблема серьезная. Но, говорят, ее скоро устранят – это означает, что мероприятие начнется минут на пятнадцать позже, чем планировалось. Чтобы скрасить ожидание, все они взяли себе напитки. Он подумал сначала, что этого не следует делать, как экипажу реактивного самолета не следует выпивать до взлета, но это, кажется, совсем не беспокоит остальных, а ведь именно на них пришли посмотреть люди. Честно говоря, сказал он, от меня не потребуется много работы: ответ на один вопрос может занять несколько часов.

Мы подошли к столику, все сидящие за ним встали, и мы пожали друг другу руки, а затем сели. На столе стояла бутылка вина и четыре стакана; модератор предложил мне занять его место и отправился за пятым. Одного из мужчин за столом я видела раньше, двух других нет. Мужчину, которого я узнала, звали Джулиан. Он был крупным, упитанным и необычайно похожим на ребенка, как мальчик-великан. У него был громкий голос и специфическая манера поведения, которая, казалось, свидетельствовала то ли о его неуклюжести, то ли просто о невезучести, но на самом деле была явно иронической – ты становился его мишенью, не успев даже понять, что находишься под прицелом. Я и раньше поражалась его энергии и готовности подшутить над кем угодно, которая всегда была на пределе, – он словно ждал любой возможности заполучить и покорить объект насмешки. Над его крупной фигурой висела аура неловкости, и он будто пытался ее разогнать активными движениями: закидывал ногу на ногу и затем снова распрямлялся, наклонялся вперед над столом, ерзал на стуле.

Он рассказывал остальным о другом фестивале, на котором ему недавно довелось выступать с отрывком из мемуаров о своем детстве. В книге он описывал свое взросление с отчимом: его отец бросил его беременную мать еще до того, как он родился.

– По крайней мере, мой отец не был против меня лично, – сказал он и сделал паузу, чтобы остальные могли посмеяться.

После выступления к нему подошел мужчина из зала и, отведя его в сторону, сделал ошеломительное заявление, будто бы он его биологический отец. Джулиан сморщил нос.

– От него плохо пахло, – сказал он. – Оставалось только молиться, что это неправда.

Этот мужчина заявил, что дома у него есть документы, доказывающие родство; он говорил о матери Джулиана, о своих чувствах к ней и о тех временах, когда они были счастливы. Пока он говорил, к Джулиану подошел еще один мужчина и, схватив его за руку, тоже назвался его отцом. Отцы стали появляться из ниоткуда, сказал Джулиан. Это было как в «Маmma Mia!», только под дождем в Сандерленде.

– Это не очень известный фестиваль, – добавил он, обратившись ко мне. – Не думаю, что вам бы он понравился.

Он стал чем-то вроде фестивальной проститутки, продолжил он: по правде говоря, он охотно участвует в церемониях и распечатывает конверты, особенно если внутри бумажка с его именем; он никак не может насытиться вниманием.

– Совсем как моя мама во время двухнедельного отпуска на Лансароте, – сказал он. – Нужно наслаждаться каждой минутой, пока у тебя есть шанс. Не нужен мне ровный загар. Я хочу хорошенько поджариться. Если это мой звездный час, я хочу вдоволь им насладиться.

Руками в воздухе он изобразил, что отхватывает большой кусок, и, широко открыв рот, сделал вид, что заглатывает его.