- И каково же, дорогуша, знать, что твое прекрасное лицо так высоко ценят?
Барт сделал изящный жест:
- Я чувствую себя слишком драгоценным для слов… В смысле, мило, когда тебя
любят, но это уже чересчур.
Марио глянул предупреждающе.
- Барт, осторожнее…
- Я немного…?
- Ты слишком, – тихо указал Марио.
- Прости. Я забылся. Обычно такого не бывает.
Томми вдруг сообразил, что они трое совершенно забыли про Стеллу. Знает ли
она, что происходит, или списала все на эксцентричность актеров? А потом
заметил на ее лице слабую улыбку.
Она знает. Черт возьми, она ездила с балаганом все детство. Вряд ли после
этого останешься наивным. И, наверное, она слышала, как Джонни назвал
Ридера самым отъявленным гомиком в Голливуде. А значит, она в курсе и про
Мэтта.
Это почему не понравилось Томми. Ему захотелось защитить Стеллу, оградить
ее от этого знания.
К ним снова подошла девочка с планшетом.
- Мистер Ридер, вас просят на площадку. Мистер Сантелли… – она заколебалась
между Томми и Марио и в конце концов остановилась на Марио. – Вас обоих
хотят снять так, чтобы вы делали одно и то же на одном и том же месте.
Она повернулась к Томми и Стелле.
- Вас двоих позовут позже – с мисс Бенсон и мистером Гайнесом.
Подошел гример, засуетился вокруг Барта, прошелся по углам его губ кисточкой, убрал блеск с носа, смахнул какие-то невидимые крошки с костюма. Барт
стоически, с сардонической усмешкой вынес все это внимание и принялся
наблюдать, как практически то же самое проделывают с Марио.
Стелла смотрела на них и улыбалась. Спустя минуту она сказала:
- Они старые друзья, да, Томми?
- Да, кажется, они познакомились, когда Марио был подростком.
- Они были… – Стелла замялась. Лицо, обрамленное незнакомыми рыжими
волосами, стало озабоченным. – Я не знаю, как это сказать. Ты же понимаешь, о
чем я?
Хотя в ее мягком голосе не было и капли осуждения, Томми все равно опустил
глаза. Но все-таки пробормотал:
- Наверное.
Итак, Стелла знала. Томми одновременно чувствовал облегчение: что, зная, она
не отвергала их – и беспокоился. Ему почему-то не хотелось, чтобы Стелла
думала о нем в таком ключе.
- Ты знаешь, Стелла? И ты… не против?
- С какой стати я должна быть против? – она широко распахнула глаза. – Ты мой
лучший друг, Томми. Я всегда чувствовала, что мы чем-то похожи – ты и я. Оба…
потерянные, другие. Будто ты был мне братом, только у меня никогда не было
брата… да и сестры тоже. У меня никогда никого не было…
- У тебя был я, Стел. Всегда был, – он взял ее за руку, и ее маленькая кисть почти
исчезла в его ладони.
- Думаю, я влюбилась в Джонни, потому что он был первым достойным парнем, которого я встретила. Он не притворялся, просто чтобы затащить меня в постель.
Он привез меня домой, обращался со мной как с членом семьи, будто я была
приличной девушкой вроде Лисс или Барби…
- Ты и была приличной девушкой, – яростно перебил Томми. – Всегда была!
- Я пыталась. Но я была такой юной, когда умер папа, и мне приходилось все
время бороться, и когда Джонни привез меня домой и я стала… стала частью
семьи… Я даже словами не могу выразить, как это было важно для меня! Все
были так добры со мной.
- Стелла, – мягко произнес он, – ты тоже была к нам всем добра. И ты лучшая
гимнастка семьи со времен Люсии.
- Надеюсь. Я хотела стать такой, – сказала она. – Но только ты был… ближе ко
мне. Ты тоже пришел из другой семьи. Я видела, что они приняли тебя, и
верила… что, может быть, когда-нибудь тоже стану их частью. Вот так. И
неужели ты думаешь, будто я не понимаю, что ты видишь в Марио?
Она запнулась.
- Марио очень особенный. Ой, не знаю, как это выразить, чтобы ты не подумал не
то. Не пойми меня неправильно… Я люблю Джонни, он мой муж. Но к тебе я
чувствую нечто другое, а к Марио… Боже, как сказать-то… Это больше, чем
любовь. Я… как же сказать… преклоняюсь перед ним. Так что… наверное… я
понимаю, кто он для тебя.
Томми все еще держал ее за руку, крепко сжимал, не зная, что ответить. У нее
были тонкие костистые ладони, сухие от канифоли. Держа ее за руку, он мог
забыть о толстом слое грима и знать только, что это его Стелла, его собственная
Стелла, и что так она принадлежит ему больше, чем если бы он мог как-то по-
другому признаться ей в любви.
- Да, – шепотом сказал Томми. – Наверное, ты понимаешь.
И добавил – тихо, чтобы она сама могла решить, услышать или нет.
- Я тоже тебя люблю.
Только так он мог в этом признаться.
Потом Стеллу снимали для дальних планов и сзади, на аппарате и под ним, с
актрисами, играющими Эйлин Лидс и Клео Фортунати. Барт и Марио были очень
похожи издали: почти одинакового роста, с телосложением атлетов и походкой
танцоров. Из-за высветленных волос можно было перепутать их, если не
приглядываться, и, когда кино выйдет на экраны, Томми временами не будет
уверен, где снят Марио, а где Барт. А вот спутать тонкую худощавую Стеллу с
любой из фигуристых актрис можно было разве что на самом дальнем плане.
Вернувшись, Стелла терла глаза.
- В чем дело? – спросил Томми.
- Свет глаза режет. Будто мне туда песок набился.
- Нельзя смотреть на свет, миссис Гарднер, – встревожено вмешался Барт. –