Трапеция (ЛП)

из него ничего бы не получилось – и считает, что может добиться тех же

результатов без того, что называет «жестокостью». Наше семейное дело –

опасность. Мы живем с этим и иногда с этим же умираем.

- А то и хуже, – сказала Люсия так тихо, что Томми не уверен был, что хоть кто-то

расслышал.

- Здесь нет места мягкости, – подытожил Анжело. – Папаша был тираном, да.

Потому что ему приходилось.

- Джонни… и ты, Клэй, – взяла слово Люсия. – Есть дисциплина, которая требует

настоящей любви.

Она обвела взглядом большую, заполненную людьми комнату.

- Клэй, легко быть мягким и добрым. Так легко отпустить новичка развлекаться и

позволять ему себя обманывать. Но чем ближе мы друг к другу, тем больше

настаиваем на честности. Вот почему мы почти всегда работаем с членами семьи.

И почему каждый, кто входит в номер, становится членом семьи. Как Стелла, –

она с любовью посмотрела на девушку, – и… и Томми.

Глядя на Томми, Люсия улыбнулась и моргнула. Томми увидел понимание в ее

глазах, заметил, как она впервые вот так соединила их имена.

Стелла. И Томми.

Она перевернула розовую ткань на своих коленях, и впервые за все эти годы

Томми ощутил, что Люсия слегка смущена. Взяв иглу, она сказала:

- Мое зрение уже не для такой работы. Томми, у тебя хорошие глаза… продень, будь так добр.

Ощущая комок в горле, Томми приблизился, встал на колени и вдел в ушко иголки

розовую нить.

А Люсия продолжала:

- Мы не ведем себя так с чужими, Клэй. С тобой так обращаются, потому что ты

наш, и мы любим тебя. Именно это – готовность принять такую дисциплину –

иногда делает чужака одним из нас. И ты это знаешь, Джонни, – добавила она, повернувшись к любимому сыну. – Вот почему Стел… или даже Томми… больше

члены семьи, чем ты. А ты чужой, потому что захотел им быть!

Джонни опустил голову.

- Лу, жестоко мне такое говорить!

- Но это правда, – возразил Анжело. – Папаша учил меня, Джо и Лу так же, как

учили его. Возможно, не совсем так же. Скорее всего, каждый отец обходится со

своими детьми не так круто, как обходились в свое время с ним. Например, я

знаю, что не собираюсь наседать на Тессу, как Люсия на Лисс. Времена

действительно меняются, но некоторые вещи остаются прежними. Когда мы

работали над тройным, я пытался учить Мэтта так, как учил меня Папаша. И я

видел, как Мэтт учит Томми. А теперь… – он положил руку на плечо Клэя, – он

дает тебе те же самые возможности. И ты должен стать на колени и

поблагодарить Бога за это.

Клэй встал и посмотрел Анжело в лицо. А потом сказал все еще с ноткой

непокорности.

- Ты рассказал мне все о том, как Мэтт тренирует Томми, дядя Анжело.

Помнишь?

Томми, стоя на коленях перед Люсией, не смел шевельнуться.

Вот паршивец… Убил бы. Хочет дать Анжело шанс высказаться перед всей

семьей.

Стелла с открытым ртом подалась вперед. В сторону Марио Томми и посмотреть

боялся, но рука Люсии, твердая и уверенная, легла ему на плечо, даря

уверенность.

Она только что сказала, что я член семьи.

Тишина тянулась, казалось, вечность – будто давая всем в комнате время

среагировать на слова Клэя.

Потом Анжело глубоко вздохнул.

- Ты видел, как Мэтт и Томми летают, Клэй? Действительно видел? Тогда ты

поймешь, что может подарить тебе дисциплина. Да, разумеется, я рассказал

тебе кое-что, но это не имеет никакого отношения к тому, что я говорю теперь.

Совершенно никакого. Рано или поздно наступает момент, когда ты судишь по

результату. Что касается полетов, из Мэтта и Томми вышла великолепная

команда. Насчет всего остального я не знаю, Клэй, и не буду ничего говорить.

Он повернулся к камину и поворошил угли.

- Они Летающие Сантелли, они лучше, чем были в те дни, когда я летал с ними.

Это и есть семейная традиция – каждое новое поколение лучше предыдущего, и

ты можешь стать еще лучше, потому что у тебя уже есть, на что опереться. Кто

знает? Иногда надо судить по результатам.

Томми услышал, как Анжело выдохнул. Слова Папаши Тони, о которых

рассказывал Марио: «Я не говорю, что мне это нравится, не могу сказать, что

понимаю это, но… »

Это всемогущее «но». Папаша понимал, что Марио не стал из-за этого другим. И

Анжело тоже собирался судить их по тому, что они значили для семьи и

семейных традиций. Он, разумеется, не мог одобрить их. Но мог принять тот

факт, что из-за своих предпочтений они не становятся меньше Сантелли.

Разрядила напряжение Люсия – засмеялась и воткнула иглу в ткань.

- Джо, помнишь, как я показала зрителям язык, а Папаша обернулся и заметил?

Говоришь, он и пальцем меня не трогал? Что ж, тогда он тряс меня за плечи, пока

у меня зубы не застучали!

Следующие час или два все было как в старые добрые времена: Люсия и Джо

рассказывали истории о прошлом под брезентовым куполом, Анжело вставлял

случаи из жизни мексиканского цирка, которым одно время заведовал, Джонни

дополнял их байками о годах, проведенных в причудливом цветастом мире

балаганов с их сомнительной репутацией. Затем Сюзи уснула на коленях

Стеллы. Встав, чтобы отнести девочку наверх, Стелла на секунду обернулась:

- Не расходитесь, пожалуйста. Я сейчас приду. Мне надо кое-что сказать.

Через секунду Джонни тоже подскочил и заспешил за женой.