Трапеция

Подошел и прошел час ужина, но ни у кого из Сантелли не было ни времени, ни желания идти в столовую. Надо было заполнять бумаги. Капеллан оставался с Анжело, помогая ему пройти все эти жуткие формальности. Снова вернулась полиция, чтобы задать Анжело еще несколько вопросов — на этот раз, к счастью, в офисе, вдали от любопытных глаз и ушей. Для Томми опрос еще более усилил нелепость и даже неприличность происходящего, когда невзрачно одетые детективы спросили их всех, в каких отношениях был Анжело со своим отцом. В довершение всего этот вопрос в не самой вежливой форме задали и самому Анжело.

— Ну что, Сантелли? Как вы относились к старику, а? Часто ссорились?

Лицо Анжело все еще было серым и искаженным.

— Нет, мы с Папашей всегда ладили.

Потом на его лице отразился запоздалый шок.

— Dio mio! Думаете, я мог специально что-то ему сделать? Я? Его сын?

— Всякое бывает, — равнодушно ответил полицейский. — Сыновья частенько пытаются избавиться от своих предков. К тому же у вас была неплохая возможность — в таком-то опасном деле.

Анжело, вытаращив глаза, перекрестился.

— Dio! У вас совсем стыда нет? — взорвался он.

Томми испугался, что Анжело опять разрыдается, но тот справился с собой.

— Я любил отца, — сказал он, выровняв дыхание. — Я всю жизнь работал с ним… сколько? С тех пор, как мне исполнилось двенадцать. И после того, как мой брат, Джо, упал с моей сестрой, я был его ловитором все эти годы… все эти годы.

Столько лет я ловлю его, и вы думаете, вы смеете думать, что я мог навредить Папаше…

Томми никогда прежде не слышал в хриплом голосе Анжело акцента, но сейчас он вдруг прорезался, почти такой же сильный, как у Папаши Тони.

— Пусть Господь простит вам ваши греховные помыслы. Мне тяжко знать… знать, что Папаша умер здесь… в этих руках… и без ваших… — он закрыл лицо ладонями и замолчал.

Священник, наклонившись, сказал ему что-то по-итальянски, Анжело ответил на том же языке. Детектив, наблюдающий за ними с растущим беспокойством, пробормотал:

— Он что, не может говорить по-английски? Прекрасно же болтал несколько минут назад. Что он сказал, падре?

Священник хмуро взглянул на него.

— Сэр, он всего лишь сказал: «Постарайся объяснить им, как бы я желал, чтобы Господь забрал меня вместо него».

Детектив тяжело переступил с ноги на ногу.

— Я поболтал с людьми на вашей стоянке. Они говорят, старик вас всех знатно гонял.

Он окинул взглядом маленький бедный офис, глянул за окно на столпотворение шатров и палаток, фургоны, загроможденный задний двор. На лице его Томми видел презрение и отчуждение. Полицейский презирал их, их всех. Они были для него чужой расой, незнакомой, кочующей, враждебной респектабельным горожанам — людьми, способными на все. Наконец, детектив пожал плечами.

— Я только исполняю свой долг, мистер Сантелли. Это могла быть и случайность, доказательств-то нет…

С этими словами он вышел из офиса.

Позже Джеймс Вудс пришел в шатер, где мужчины готовились к вечернему представлению.

— Слушай, — он взглянул на бледное лицо Анжело, — ты уверен, что сможешь сегодня выйти? Я могу отменить ваш номер на один вечер, если хочешь.

Все знали, о чем думает. Местный репортер заснял распластанное в сетке тело и подоспел со своим снимком в газету как раз к вечернему выпуску. «ЗВЕЗДА ЦИРКА РАЗБИВАЕТСЯ НАСМЕРТЬ, УПАВ ИЗ РУК СЫНА». Кто-то, не подумав, принес одну из копий в шатер.

— Нет, — твердо сказал Анжело. — Я в порядке. Буду выступать.

Томми, несмотря на юный возраст, знал, что после трагедии определенная часть публики приходит на представление снова — посмотреть на номер, во время которого произошло несчастье. И частью этой традиции было разрушить их надежды, проведя номер как обычно, будто ничего не случилось.

— Послушай, Анжело, я знаю, какие вы, артисты старой закалки. Но не такой я сумасшедший, чтобы выставлять тебя на растерзание зевакам. Ну и пусть парочка вампиров явилась просто поглазеть. Давай я отменю Сантелли — всего один раз.

Джонни и Марио посмотрели друг на друга, придвинулись ближе к Анжело, втянули в свой тесный круг Томми, и Джонни заявил:

— К черту отмены!

В голосе Марио звучала тихая гордость.

— Спасибо за предложение, Вуди. Но это все, что мы можем сделать для Папаши Тони, разве ты не видишь?

И Анжело, вскинув голову и сверкнув глазами, резко поднялся на ноги, словно поддерживаемый внутренними резервами гордости и верности традициям. В голове Томми будто наяву прозвучали слова Папаши, сказанные, когда лев поцарапал Анжело: «Сантелли всегда готовы».

Жара все еще окутывала город, густым покрывалом поднималась с земли, но под звездами зарождался слабый прохладный ветерок. Они вышли из форганга и пересекли манеж. Марио и Анжело шагали бок о бок, их накидки ритмично покачивались. У подножия аппарата они разделились на пары — так, словно это была обычная часть номера. Томми поставил ногу на лестницу, и ему показалось, что он различает смущение на лице Джеймса Вудса. Причудливая слабая гордость зашевелилась у него в груди, пробиваясь через сосущую пустоту.