— Не пори чушь, Марио! Падение есть падение… это инстинктивно получается!
— Анжело тоже так говорил, — сдавленно проговорил Марио. — Но у меня просто не выходит передать это послание из мозга в… мышцы, внутренности или куда там надо.
Разум убеждал Томми, что он задел больное место, угодил в неожиданный оплот нелогичности, что надо заканчивать разговор, но он не мог.
— Ну-ну, — сказал он, пытаясь по старой привычке перевести все в шутку. — Признайся, ты просто не можешь заставить себя сделать то, что не должно выглядеть красиво. Тебе нужны софиты и аплодисменты.
Дверца шкафа заскрипела, открываясь.
— Возможно, ты прав, — бесцветно отозвался Марио.
— Куда ты собрался?
— Никуда. Спи.
— Марио, я не имел в виду…
— Заткнись и спи.
Томми понимал, что любое слово сейчас только ухудшит ситуацию, поэтому снова растянулся на кровати. И в воцарившемся долгом молчании вдруг сообразил, что ничего не сказать будет еще хуже. Все эти излюбленные приступы отстраненности и неожиданные «оставь-меня-в-покое» были просто рефлексом, берущим, вероятно, корни из циркового детства, когда любая потребность во внимании и утешении постоянно откладывалась до конца представления или сезона. Теперь любое сочувствие ставило Марио в неловкое положение. Для него было важно выглядеть так, будто ему вообще не нужны ни тепло, ни внимание. Марио успел обуться, натянуть джинсы и был уже почти за дверью, когда Томми вскочил и бросился за ним.
— Немедленно возвращайся, идиот! Ты знаешь, что я ничего такого не хотел. Не будь дураком. Проклятье, Марио, мне теперь что, садиться и писать долбаный список вещей, которых боюсь я?
Марио расслабился, заулыбался и позволил вернуть себя в кровать. Уже засыпая, Томми обреченно подумал: «Я никогда не говорил, чего иногда боюсь больше всего. Тебя». И он знал, что, пока не наберется духу высказать это Марио, их отношения никогда не наладятся.
ГЛАВА 6
Был последний день уходящего года. К ужину приехала Барбара, но даже Томми дом казался пустым. Люсия, бегающая между гостиной и кухней, с полдесятка раз сообщила всем, кто попадался на пути, что это и на Новый год не похоже.
Она позвала Марио открыть бутылку вина — что по идее делало день праздничным — но дом все равно был полон призраков. Во всяком случае, Марио, молчаливый и хмурый, выглядел так, будто видел их в каждом углу.
Но к тому времени, как все переоделись в чистое к ужину, никто не заговаривал о недостающих именах. Они уже спускались, когда Марио прислушался.
— Машина, что ли? Может, Лисс и Дэвид из Сан-Франциско приехали? Лу хотя бы будет веселее.
Зазвонил звонок. Марио ускорил шаги.
— Но Лисс не стала бы звонить…
Люсия была уже внизу. Будучи еще на лестнице, Томми услышал ее восторженное восклицание и увидел, как она кидается обнимать Джонни. Когда он отпустил ее, Люсия вся светилась. Томми всегда подозревал, что если у нее и есть любимчики среди детей, так это Джонни. Хотя Люсия сильно беспокоилась из-за пропажи Марио, его она встречала далеко не так бурно.
— Мэтт, иди сюда, смотри…
— Мэтт? Он здесь?
Джонни быстрым шагом подошел к лестнице и заключил брата в объятия.
— Эй, дружище, я так и знал, что ты появишься, — сказал он, держа Марио за плечи и внимательно его разглядывая. — Где ты шатался? В тюрьме сидел, что ли?
— Вроде того. Потом как-нибудь расскажу, ладно? Рад тебя видеть, Джок.
Джонни протянул руку Томми.
— Привет, парень. А ты где пропадал?
— В армии, — ответил Томми.
Джонни, все такой же стройный, ясноглазый и неугомонный, походил на студента колледжа.
— А ты чем занимался?
— Ты что, нас не видел? Сетевое шоу, его везде крутили. «Дни и ночи цирка».
— Лисс что-то рассказывала, — сказал Марио. — Только там, где я был, не было телевизора.
— Ну и ладно, — Джонни выглядел расстроенным. — Зря ты так надолго исчез. Мы делали отдельный выпуск про Барни Парриша и тройное сальто. Джим больше не летает, остались только ты да Саймон Барри, а у него совершенно нет стиля!
Я хотел пригласить тебя, но ты куда-то испарился.
— Ради Бога, Джонни, ты в доме и десяти минут не пробыл, а уже налетел на брата, — укорила Стелла. — Привет, Марио. Рада, что ты вернулся!
— Вот если бы я тебя нашел, — не успокаивался Джонни, — ты мог бы прогреметь по всему Побережью! Какое было бы возвращение! С тройным…
— Я не делал тройного с тех пор, как разошелся с Лионелем, — перебил Марио.
— Ты не… — Джонни уставился на него с открытым ртом.
— Оставь его, Джонни, — твердо велела Стелла. — Иди вынеси сумки из машины.
Она протянула Томми обе руки. Стелла была дорого одета, носила красивую прическу и — впервые на памяти Томми — макияж. Он подумал, что если бы увидел ее где-нибудь, то наверняка не узнал бы. Но затем Томми взял ее за руки, и наваждение рассеялось: твердые мозолистые ладони гимнаста, сухие от канифоли, и короткие ногти. Под слоем лет, успеха и дорогой одежды скрывалась прежняя Стелла, его Стелла — как в те времена, когда они оба были чужими детьми в странной чужой семье. Почувствовав, наконец, что действительно оказался дома, Томми крепко обнял ее.