Трапеция

— Не-а, не сделал. Но очень правдоподобно его изобразил. Я раз пять покрутил двойное заднее, потом они все порезали и смонтировали. Фальшивка, обычная работа с пленкой.

— По-моему, это нечестно, — протянула Люсия.

Джонни пожал плечами.

— Это шоу-бизнес. Саймон Барри делал одно тройное на камеру, но мое поддельное выглядит лучше, чем его настоящее. Впрочем, если бы я сделал настоящее, половина зрителей все равно бы не поверила.

— А что случилось с фильмом? — поинтересовался Марио.

— Его не доделали.

— Деньги кончились, — вставил Анжело. — И были какие-то проблемы с профсоюзом. Правда, я как-то слышал, якобы съемки собираются продолжить.

Будто бы есть актер, Барт Ридер, который очень хочет в нем сняться.

— Да ну его, этот фильм, — отмахнулся Джонни. — Он какой-то невезучий.

Но Марио хмурился, зацепившись за последние слова Анжело.

— Барт Ридер? Я когда-то знал парня с таким именем. Он начинал в театре, потом подался в кино, а потом я упустил его из виду. Интересно, это он и есть?

— Никогда его не встречал, — сказал Джонни. — Уж не знаю, стоит ли он чего-то, но по слухам как романтический герой он нарасхват. Играет в исторических фильмах с Луизой Ланарт. Его называют лучшим со времен Валентино[3]. Но большинство актеров в наши дни не умеют играть. А если включишь радио, то быстро убедишься, что большинство певцов не умеют петь.

— О, он хороший актер, — возразил Анжело. — Очень хороший. И умеет держаться.

Я дублировал его в одном фильме про пиратов. На самом деле ему не нужен был дублер… он бы и сам мог все сделать… но студия боялась, как бы он не испортил эту девичью мечту, которая у него вместо лица.

Джонни захохотал, откинув голову

— Вот она, реклама! Объявить Барта Ридера величайшим романтическим героем… Между нами говоря, он самый отъявленный гомик во всем Голливуде!

— Отъявленный кто? — озадачилась Люсия.

Анжело шепотом сказал что-то по-итальянски, и она покраснела.

— Но пусть даже и так, — продолжал Джонни, — женщины на него буквально вешаются — от девочек до бабушек. По сравнению с этим мои фальшивые тройные не такой уж и обман.

— Мэтт, — скривилась Люсия, — откуда у тебя такие знакомства?

— Да я даже не уверен, что это он, — ответил Марио нарочито небрежно. — Парень с такой фамилией приходил бывало в балетную школу, брал уроки акробатики.

Ездил на спортивной машине… я пару раз ходил с ним на гонки. А потом он получил несколько больших ролей, и наши пути разошлись.

Но Томми вспомнил давний разговор, который слушал тогда, толком не понимая.

Забирай мою долю Ридера, я только рад буду.

А рассказывая, как попал в тюрьму в юности, Марио обронил: Я слишком боялся звонить Джо или Анжело и не мог дозвониться до Барта.

— В любом случае, — сказал Джонни, — мы от него балдеть не собираемся. Просто еще одно доказательство того, что пресс-служба способна на многое. Я хочу податься в телеиндустрию. Там сейчас большие деньги, не то что в живых выступлениях. А ловиторов вокруг пруд пруди.

— Не таких, какие мне нужны, — покачал головой Марио.

— Неважно. Новый выпуск я собираюсь полностью построить вокруг тебя. Ты всегда рвался на вершину, старший братец, и к тому времени, как я с тобой закончу, все будут о тебе знать!

Невозможно было не проникнуться его энтузиазмом. Джонни поднял бокал.

— Ну что, Мэтт? Мы все еще Летающие Сантелли, разве не так? Мы еще не ушли с манежа!

Томми колебался. Все это казалось слишком хорошим, чтобы быть правдой.

Просто очередной из грандиозных планов Джонни. И все-таки идея пробуждала воспоминания, тревожила старые мечты и амбиции, которые ему самому казались забытыми. А теперь они имели шанс воплотиться в Марио.

— Это приносит какие-то деньги? — осторожно осведомился он.

— Какие-то деньги? — рассмеялся Джонни, взмахнув рукой. — Пара звонков спонсорам, и меня буквально завалят контрактами. Подожди немного — и увидишь, какие это приносит деньги.

Поднеся бокал к губам, он отпил немного и дождался, пока остальные последуют его примеру.

— За Летающих Сантелли… ancor!

Медленно подняв собственный бокал, Томми пригубил знакомый вкус вина (которое никогда не любил) и подумал: «Забавно. Джонни так яро выступал против семейных традиций, а теперь он вылитый Папаша. Лет через сорок он даже выглядеть будет так же». Оглядывая семью, поддержавшую тост, Томми задался вопросом, заметил ли это кто-то, кроме него.

Джонни болтал не умолкая до самой полуночи, из него так и сыпались идеи.

— Помнишь, Мэтт, как в детстве мы мечтали о большом номере? Покрасить стропы в серебряный, а все, за что не надо держаться, посыпать блестками, чтобы сверкало. И разноцветная подсветка. И даже перекладину трапеции… придумать что-нибудь такое, чтобы блестело, но не скользило. А вместо трико и леотардов взять какие-нибудь причудливые футуристические костюмы… что-то цвета металлик… изобразить реактивный двигатель, космический полет.

— И ракетные ранцы, как у Бака Роджерса?[4] — с мягкой иронией спросил Томми.

— А что? Осталось каких-то пятьдесят лет до нового века!

— А я думал, что единственный в семье интересуюсь научной фантастикой, — заметил Марио.