Трапеция

— Том, посмотри на меня. Прямо в глаза. Ты делаешь это, потому что знаешь, как я ненавижу ловить? Говори правду, или я тебе шею сверну. И не думай, что сможешь обмануть!

Томми повернулся к нему лицом.

— Клянусь Богом, Мэтт, я этого хочу. Я начал думать как ловитор — все время.

Когда я вижу, как кто-то летает, я не смотрю на вольтижера, я прикидываю, как бы поймал его, если бы был в ловиторке. Я больше не вольтижер… я не думаю как вольтижер.

Внезапно Марио словно засветился изнутри.

— Эй, — сказал он мягко и довольно. — Раз так, может, мы и шли к этому все время, просто сами не понимали? Давай попробуем, Везунчик. Давай попробуем!

Он пошел к своему концу аппарата.

Для Томми, раскачивающегося в своей трапеции, все вокруг внезапно сделалось четче, словно заиграло новыми красками. С ним такое и прежде случалось, но ни разу в ловиторке. И теперь, впервые с того дня, когда Марио отправил его, бунтующего, ловить младших девушек, он начал подробно разбирать, что делает.

Не задумываться, что надо улучшить, а именно ощущать каждое движение где-то внутри. Он рассчитывал время. Стелла на трапеции, раскачивается, сделает еще один кач, прежде чем отпустить… Только после того, как он напряг грудные мышцы, бросая себя выше, он понял, что сделал. Машинально. Теперь все получается, словно само собой.

Боковым зрением, самым краешком глаз, Томми видел, как она отпускает перекладину. И протянул руки, не успев осознать собственного движения. Его пальцы сомкнулись на ее запястьях, тонких, обмотанных марлей. Она казалась такой легкой, такой хрупкой, что вес ее не придал дополнительной инерции, и Томми оттолкнулся сам, поднимая их обоих выше, снова бросая ее в воздух.

Машинально, чувствуя четкий, как сердцебиение, ритм, он увидел на трапеции Марио. Медленнее, немного ниже… И все на уровне подсознания. Если бы он дожидался, пока увидит картинку глазами, то не располагал бы временем изменить при необходимости собственные действия. Все должно было идти изнутри.

А теперь вперед, встретить его, короткое напряжение, расслабление… их руки без усилий сцепились. Еще до того, как ощутить это пальцами, Томми почувствовал чужую боль… запястье, которое он дважды ломал… и тут же немного сместил хватку, чтобы не давить на болезненную точку старых переломов. Марио, погруженный в почти гипнотическое напряжение полета, не заметил ни боли, ни того, что она утихла. Быстрый обратный кач, приближающаяся черта перекладины… нет нужды в сигнале; хватка в ту же секунду разъединилась. Как у них это вышло? Какая-то крохотная разница в мускульном напряжении, слишком слабая, чтобы быть замеченной осознанно?

Работает. Непонятно как, но работает. Такое чувство, будто мы читаем мысли друг друга. Так или иначе, все получалось. Полтора сальто, двойное заднее, два с половиной. Затем Томми ощутил общее напряжение во время пассажа, когда Стелла отпускала его руки и в них попадал Марио — счет здесь шел на доли секунды, которых было слишком мало, чтобы понять, что делают руки и мозг.

Марио, чувствовал Томми, был спокоен, расслаблен, доверял.

Работает. Он тоже понял. Именно к этому мы шли все эти годы, и теперь он об этом знает.

Сейчас. Прежде чем он начнет уставать, или слишком много думать, или волноваться. Сейчас — по первому наитию.

— Хорошо, Мэтт, — позвал Томми, на мгновение выпрямляясь, — давай тройное.

Даже на большом расстоянии он уловил быстрый ошарашенный взгляд, ощутил короткий прилив адреналина… Боже, я слишком тороплю события?. и нерешительность Марио.

— Везунчик, я не уверен…

— А я уверен. Давай, Мэтт. Сейчас. Хватит артачиться.

Вот чего я не понимал. Вольтижер, конечно, звезда, но главный в этом деле ловитор. Марио всегда был нужен кто-то, кто бы им командовал. Вот почему мне пришлось доказать, что я сильнее.

— Вперед, Мэтт. Ты знаешь, на что способен. Я жду.

Томми не стал дожидаться, пока Марио послушается — снова повис вниз головой и принялся раскачиваться, сильно, так сильно, как только позволяла ловиторка.

На границе возможного…

Мысли пронеслись в голове и растаяли без следа. В забавном перевернутом ракурсе он видел, как Марио, изогнувшись, начинает кач — высокий и прямой.

Ощутил, как напрягаются плечи и бедра. Марио раскачивался, Томми чувствовал, как меняет позицию, слегка замедляясь, и снова две трапеции взмыли навстречу друг другу. Марио пронесся над ним, устремляясь выше и выше. На обратном каче Томми его не видел, но ровный ритм продолжал пульсировать внутри. И когда ловиторка на миг застыла в самой дальней точке, Томми, задержав дыхание, протянул руки.

Вот оно.

Размытая тень на периферии зрения — переворот, еще… и еще. А потом выпрямившееся тело упало навстречу, руки встретились, хватка скользнула и снова укрепилась, когда ловиторка на обратном каче потеряла часть инерции.

Томми ощутил резкое напряжение в запястьях, руках, плечах… и как Марио инстинктивно сжался, чтобы его уменьшить. Весь мокрый от пота, Томми понял, что снова дышит, и что теперь можно, наконец, бояться.

— Нормально? — хрипло прошептал он Марио.